– Считайте, что это просто блажь. Просто я уже лет двадцать мечтаю завести мандинго, а это – первый, который попался мне на глаза. Я не удивлюсь, если на новоорлеанском аукционе за него можно будет получить тысячи три, особенно если продавать его как диковинный экземпляр.
Льюк удивленно вытаращил глаза. За этого раба он отдал трех лошадей, притом самых лучших, но они потянули бы от силы на тысячу двести.
– Вы сказали, три тысячи?
– Плюс-минус несколько сотен. – Максвелл не мог отвести взгляд от Омара. Лукреция Борджиа тоже позабыла обо всем на свете. Теперь, когда он опять натянул штаны, она изумленно разглядывала здоровенный бугор у него ниже пояса. Ее взгляд был таким сосредоточенным, что тот отреагировал на него самым откровенным образом: штаны были тонкие и не скрывали степени его возбуждения. Это не укрылось от внимания Максвелла.
– Он у вас не теряет даром времени. Даже такая старушка, как моя Лукреция Борджиа, может в два счета его завести.
– Он спит с одной из моих кобылок, и та говорит, что он силен, как жеребец: трудится ночь напролет. Мужской силы в нем накопилось много, и он ее не жалеет.
– В Фалконхерсте эта драгоценность не пропадает даром, – заверил его Максвелл, после чего возникла длительная пауза, показавшаяся Лукреции Борджиа нескончаемой.
Наконец Максвелл молвил:
– Может, обменяемся? За него одного я отдам вам двух моих лучших самцов. Покупатели, приезжающие ко мне сами, выкладывают за такой товар по две-три тысячи за голову. Получается, что вы получаете за него товара минимум на четыре тысячи. Мне это, конечно, обходится в копеечку, но на то и прихоть: уж больно мне хочется его заполучить. Вы получите взамен двух отменных фалконхерстских бычков, от которых рождается потомство, гораздо лучше приспособленное к работе в поле, чем от такого, как этот. Сами видите, какой из него работник для плантации. А вам, полагаю, именно их и подавай.
Льюк от восторга не мог подобрать слов. Он и мечтать не мог о том, чтобы стать владельцем двоих негров. Конечно, Омар отлично справлялся с лошадьми, был молод и силен, как мужчина, однако Льюк не слишком к нему привязался. То, что он был наполовину мандинго, значило для Льюка не больше, чем если бы он был наполовину ибо или ашанти. Что ж, если Максвелл способен на такое сумасбродство, чтобы предложить за одного Омара двоих своих фалконхерстских производителей, то надо хватать удачу за рога – другой такой случай может не представиться. Он уже предвкушал, как будет гордиться своими неграми, как будет показывать их гостям. Два фалконхерстских негра! Да, ему будет чем похвастаться.
– Согласен, – выдавил Льюк. – Вот вам моя рука.
– На этот раз я выпишу вам купчую. – От воодушевления Максвелл забыл о своей привычке просить бесплатного довеска. – Когда речь идет о торговле неграми, всегда надо выписывать счет. Мало ли что может случиться?
Они пожали друг другу руки. Льюк отдал слугам распоряжение насчет поездки в Фалконхерст за двоими взрослыми неграми и одним подростком. Все вопросы были улажены к взаимному удовольствию, после чего старый кучер впряг Тома Петча в кабриолет, а Льюк помог Максвеллу забраться на сиденье. Лукреция Борджиа села напротив хозяина, оставив свободным место кучера, на которое должен был усесться Омар.
Льюк растолковал ему, что он принадлежит теперь Максвеллу. Новость мало его тронула, и он лишь осведомился, можно ли ему прихватить с собой кое-какое личное имущество. Получив разрешение, он отлучился и быстро возвратился с книгой в кожаном переплете под мышкой. Забравшись на козлы, он взял в руки поводья.
Кабриолет с привязанным сзади Старфайером покатил по длинной дубовой аллее. Максвелл вскоре стал клевать носом в такт тряске. Лукреция Борджиа встретилась с Омаром взглядом и была покорена его улыбкой. Она тоже улыбнулась. Он как можно дальше вытянул ноги, определенно приглашая ее положить руку ему на бедро. Она так и поступила и ощутила сквозь тонкую штанину тепло его тела. Ее рука медленно поползла вверх по его бедру. Он уставился на спину лошади, смежив ресницы, и выгнулся, наслаждаясь лаской.
Ее пальцы нащупали его окаменевшую, но при этом пульсирующую плоть. Она хотела было расстегнуть пуговицу у него на штанах, но прежде чем ей это удалось, Максвелл проснулся.
– Не забудь остановиться у таверны, чтобы забрать мой бочонок виски!
Лукреция Борджиа с плохо скрываемым разочарованием ответила:
– Не забуду, сэр!
Она надеялась, что хозяин снова погрузится в дрему, но надежда оказалась тщетной. У таверны Максвелл послал Омара за бочонком. При подъезде к дому Лукреция Борджиа повернулась, набралась храбрости и обратилась к хозяину:
– Масса Максвелл, сэр!
– Ну, чего тебе теперь не хватает, Лукреция Борджиа? Конь для Хаммонда есть, негр – тоже, а тебе все мало?
– Я нечасто прошу у вас чего-то для самой себя, масса Уоррен, сэр. Если позволите, я осмелюсь сделать это сейчас. Можно?
– Ума не приложу, каким образом ты добьешься своего. А попросить – отчего же, валяй.
– Можно, я возьму себе этого Омара, сэр? Пускай спит со мной на кухне. Мем все равно уже никуда не годится. Омару будет со мной хорошо.
Максвелл крякнул, выражая крайнюю степень пренебрежения.
– И думать забудь, Лукреция Борджиа! Стану я расходовать силы подобного молодца на такую старуху, как ты! Да ни за что на свете! Если я увижу, что ты его домогаешься, то всю шкуру с тебя спущу. Я не шучу! Смотри не навреди самой себе. Я тебя хорошо знаю, Лукреция Борджиа: мне известно, как ты сходишь с ума по мужикам. Но этого тебе все равно не видать. Это мое последнее слово. Если посмеешь ослушаться, то попробуешь кнута. Я стараюсь не пороть негритянок, но тебя обещаю выпороть, если ты дотронешься до него хотя бы пальцем. Заруби это себе на носу.
Она со вздохом отвернулась:
– Слушаюсь, сэр, масса Уоррен, сэр. Я запомню.
Если бы они возвратились в Фалконхерст до наступления темноты, то не смогли бы спрятать нового коня в конюшне без ведома Хаммонда. Он настоял бы, чтобы ему позволили прокатиться на нем, а также осмотреть нового раба. Не исключено, что раб заинтересовал бы его гораздо больше. Конечно, ему давно хотелось иметь собственную лошадь, но магическое словечко «мандинго» наверняка околдовало бы его.
Однако к моменту возвращения наступила ночь, и Хаммонд, устав от одиночества, уже лег. Было гораздо приятнее залезть в постель к горячей Дит, чем бездельничать в гостиной. Дважды овладев наложницей, он уснул без задних ног и не слышал, как вернулся отец.
Лукреция Борджиа помогла Максвеллу подняться на веранду и ввела его в дом. Омар дожидался ее на козлах. Максвелл велел ей показать Омару конюшню, помочь распрячь лошадей и поставить их в стойла, однако она добилась разрешения несколько повременить с этим. Несмотря на угрозы хозяина, она собиралась немного побыть наедине с этим невиданным рабом, прежде чем завалиться спать на кухне рядом с Мемом.
