Боги! Святые боги, впервые за всё время я не хочу уезжать, я не хочу в Рим!..
* * * * *
Марк проснулся на рассвете, ещё до последней стражи, оторвал голову от подушки. Ацилия спала, зябко обхватив себя за плечи, и он закрыл её одеялом, чувствуя, как стискиваются зубы, как события ночи обрушиваются на него тяжёлой отрезвляющей волной.
Она сама отдалась ему!
А он — взял!
Он быстро оделся, затянул ремни сандалий, накинул на плечи тяжёлый плащ без застёжки, с крепким кожаным шнурком.
Рассвет только занимался и все ещё спали. Дежурный указал ему, в какой палатке разместили гостя с его людьми. Трибун Ацилий спал чутко и проснулся от одного прикосновения, словно и не спал, ждал, что разбудят. Смерил долгим внимательным взглядом глубоких чёрных глаз:
— Что?..
Марк присел на корточки, глядя исподлобья.
— Забирайте её, прямо сейчас, собирайтесь и уезжайте… Уезжайте, пока я не передумал…
Марций поднялся на ноги, собираясь уходить, но трибун уже всё понял и сидел, глядя снизу:
— А деньги? Сколько я должен вам?
Марций обернулся к нему медленно:
— Приятные слова — "должен вам"… — улыбнулся, — Нисколько! Не надо мне ваших денег, просто забирайте её и уезжайте… Меня не будет, а она спит… Уезжайте…
Уже в самых дверях трибун позвал вдруг:
— Марций!..
Обернулся полубоком, глядя в лицо, похожее на неё, в знакомые чёрные глаза:
— Да?
— Ничего… — трибун покачал головой, — Ничего…
И лишь на выходе уже до слуха донеслось последнее слово: "Спасибо", вызвавшее усмешку.
Дежурный легионер смотрел удивлённо, когда Марций взял у коновязи неосёдланную лошадь, но не остановил. Небо заметно посветлело и звёзд уже не было видно, в лагере проиграли последнюю ночную стражу, будя всех. Начинался новый день, в котором ему уже не будет места.
Он гнал лошадь в галоп, глотая землю копытами, мир летел навстречу, новый и яркий, живущий утром, началом нового дня. Всё быстрее и быстрее. Где-то здесь была река.
Со всего размаху лошадь влетела в воду, запнулась о камень и полетела вперёд, опрокидывая ненадёжного седока. Марк упал в воду, ударился виском о камень и почувствовал, как голова закружилась. Ещё мгновение назад он жил стихией ветра, теперь всё сменила вода. Утренняя, холодная. Тяжёлый плащ обмотался вокруг тела, тянул вниз, давя горло. Марций даже не сопротивлялся, не пытался выбраться наверх, руки сами взбивали воду, поднимая тучи брызг. Шнурок плаща впился в кожу на шее, перехватывая дыхание.
Ну и пусть! Пусть! Он ведь хотел этого…
* * * * *
И на этот раз ему не повезло. Конечно же, он не утонул. Утренние рыбаки заметили брызги издалека, успели спасти его, вытащили на берег задыхающегося, невменяемого. Долго пытались растормошить, привести в чувства. Поймали мокрую лошадь, посадили на неё мокрого же Марция, и отправили от реки восвояси.
Он долго сидел на триподе перед палаткой, тряс головой, пытаясь привести мысли в порядок, а Фарсий был рядом, заглядывал в лицо, долго говорил одно и тоже, а оно не доходило до сознания.
— Где ты был?.. Где был?.. Я искал тебя… Везде искал, куда ты делся… Где был?.. Почему мокрый?..
Марций кашлял, держась рукой за горло, внутри всё болело от воды, попавшей в горло, говорить было тяжело, да и голос получался сиплым, еле слышимым.
— Не… — махнул рукой Фарсию, — Не мельтеши…
Фарсий замер на момент, потом спокойнее уже заговорил:
— Они уехали утром. — Марк поднял на него глаза, кашлянул, поморщившись, — Ты отпустил её, да? — согласно качнул головой, — Она не хотела уезжать, хотела с тобой попрощаться… Где ты был?
— Всё, Гай, хватит, я устал… — хотел добавить, "я чуть не умер, это бывает не часто…", но поднялся, заглаживая рукой мокрые волосы, влажный плащ давил на плечи, одежда облипала тело, — Значит, уехала… А уехала, так уехала… Прямой дороги… — развернулся и ушёл. Фарсий лишь сокрушённо покачал головой.
* * * * *
Через два месяца легат с началом нового сезона повысил декануса Марция в звании, а ещё через два месяца избавился от него, отправив по приказу в действующий легион в Галлию. У Марция началась новая жизнь, жизнь напряжённая, связанная с боями, походами в дозор, идущая близко со смертью и риском. В такие дни он мало думал о прошлом, злился на легата, отправившего его сюда, и часто просто замыкался в себе, казался всем молчаливым и одиноко угрюмым.
В течение года он получил лёгкое ранение и заработал авторитет в своей центурии и легионе. А через год в его легион перевели Лелия, уж какую ошибку допустил он или на какое соглашение пошёл с легатом, Марций от него так и не узнал. Дань злой судьбе — Лелий оказался центурионом в одной когорте с Марком, они часто виделись, ходили в бой и даже разговаривали друг с другом, но ни один из них ни разу не заговорил о прошлом. Пусть и не связывали их дружеские и даже товарищеские чувства, но знакомое лицо увидеть в чужом месте было всё одно приятно.
События, связанные с патрицианкой Ацилией, потихоньку уходили в прошлое, иногда лишь возвращались в бессонные тягучие ночи глухой тоской и невыносимой сердечной болью. Он не увидит её, он никогда её не увидит. И казалось даже, что и не было её совсем в его жизни, что прошлое это — далёкий сон, что забывается утром или через несколько дней, но всё равно — забывается. И он ждал, когда он забудется. Ждал и не мог дождаться, и не терял надежды дожить до этого когда-нибудь.
* * * * *
Этот бой был тяжёлым, пожалуй, самым тяжёлым в его жизни. Они потеряли многих, а скольких оставили ранеными на месте боя. И откуда они взялись, эти галлы? Появились так неожиданно, как гром среди ясного неба. Злые, лохматые, с оскаленными зубами. И Марку показалось тогда, что ожили его кошмарные сны, и озноб побежал по спине, заставляя сердце сжиматься.
Он получил ранение в ногу, стрела вошла в бедро чуть выше колена, хорошо ещё, что не сломала кость, видимо, металлические застёжки птериг, спускающихся юбкой с пояса, приняли на себя ударную силу стрелы и сменили её направление. Марк обломил её у тела, чтоб не мешала ещё в бою, тогда он даже не почувствовал боли. Сейчас же боль оплывала, словно стекала с головы и уставших рук вниз, скапливалась там; нужен был врач, чтобы унять эту проклятую боль, вырезать этот наконечник, но до него ещё надо было добраться.
Марк хрипло выдохнул, теряя равновесие, попытался устоять на ногах, но не смог, сил не было. Он положил раненого Лелия на землю, расправил затёкшие плечи, лопатки. Лелий всегда был тяжёлым, а сейчас — просто не подъёмным! Но он всё равно его не бросит… Не бросит… Не бросит…
