– Ваше Святейшество недовольно какой-то из моих работ?
– Пока нет, – ответил понтифик, привычно протягивая руку за сластями. Пухлая длань порхнула над подносом, выбрала лакомый кусочек и отправила в рот. Папа медленно жевал. Свою речь он продолжил не сразу. – Однако мы озабочены твоей неспособностью полностью сосредоточиться на том, что ты уже пообещал сделать.
Рафаэль посмотрел на кардинала, потом снова на понтифика.
– Могу я узнать, чем именно обеспокоено Ваше Святейшество?
Кардинал деи Медичи что-то зашептал на ухо могущественному родственнику, потом уставился в окно.
– Ты, кажется, опаздываешь с выполнением фрески на вилле Киджи, не так ли, сын мой?
– На пару недель, но я не обещал завершить работы над ней до конца следующего…
Деи Медичи наклонился к уху понтифика и снова зашептал, глядя прямо на Рафаэля.
– А когда должна была завершиться работа над покоями кардинала Биббиены?
– Сейчас сложное время, Ваше Святейшество, – честно признался Рафаэль. – Наблюдение за раскопками, которое возложено на меня – и это большая честь, – отнимает много времени, наряду с выполнением чертежей для нового собора Святого Петра.
Папа моргнул своими выпуклыми глазами.
– Не больше, чем отнимает твоя новая женщина!
– Я не позволяю, чтобы что-либо мешало выполнению заказов Вашего Святейшества. Я дал слово, – изрек Рафаэль, не желая участвовать в очередном споре из-за Маргариты. – Ваша следующая станца будет готова к концу месяца.
– Человек чести никогда не станет обещать того, чего не сможет выполнить.
– Ваше Святейшество, как всегда, правы, но эта работа будет выполнена в срок.
– В таком случае я считаю, что рука синьора Романо, помогающая тебе в выполнении заказов, настоящее благословение. Ведь он оказывает тебе поддержку не только в работе? Мы видели его здесь столь часто, что для всех стало очевидно: этот юноша занимает одно из важнейших мест в твоей мастерской. Способность выполнять порученное не менее важна, чем способность творить, в этом мы убедились сами.
Пытаясь угадать, какова будет очередная ловушка, устроенная этими хитрецами, Рафаэль взглянул в лицо кардиналу деи Медичи. Известно ли им, что самый талантливый из его учеников, Джулио Романо, покинул мастерскую? Со дня переезда в Рим Рафаэль ни разу не позволял себе тратить время на личную жизнь, а теперь лишь пытался уравновесить работу и отдых. И неужели из-за этого поднялась такая буря возмущения?
Папа делал исключительно прозрачные намеки, и Рафаэль почувствовал, как давят возложенные на него ожидания. Он должен был выбирать между милостями понтифика и любовью к Маргарите.
Но как бы их примирить, чтобы не лишиться ни одного, ни второго?
– Мы слышали, что в твоей жизни появилась новая женщина. Разве мы с тобой не толковали недавно об этом самым серьезным образом?
Рафаэль напрягся, но сумел совладать с собой.
– Мне кажется, мы разговаривали о моем увлечении падшими женщинами, которое осталось в прошлом. Вы тогда пожелали, чтобы я покаялся и отказался от них. Я сделал то, что вы мне велели из любви.
– Вот как, значит, любовь? Мощный зов плоти способен извратить человеческий разум, заставляя его поверить во что угодно. Разве не так, сын мой? – вопросил понтифик.
– При всем уважении к вам, Ваше Святейшество, это касается не ума, а сердца.
Понтифик доел круглое пирожное и с отсутствующим видом стряхнул крошки, усыпавшие его колени.
– А как тогда насчет племянницы кардинала, девушки, с которой ты обручен?
– Я не могу больше сохранять верность этой клятве и уже сказал ей об этом.
– И что? Неужели ты собираешься жениться на этой… женщине, которая позирует тебе, когда свободна от работы в семейной пекарне в Трастевере?
– Вы знаете о синьорине Луги?
– О ней знает весь Рим, сын мой. Я слышал, эта новость наделала много шуму.
Рафаэль кивнул в знак согласия.
– Больше всего я хочу на ней жениться, Ваше Святейшество, и тем самым положить конец сплетням и слухам.
Задумавшись, Папа теребил пухлый подбородок. В комнате установилась тишина.
– Абсолютно невозможно, – наконец провозгласил Его Святейшество. – Этому не бывать.
– Могу я спросить почему?
– По многим причинам. Во-первых, мы не знаем ни одного известного художника, кроме тебя, кто бы всерьез задумывался об отношениях с женщиной, выходящих за рамки временной любовной связи. Ни Микеланджело Буонарроти, ни Леонардо да Винчи в этом замечены не были. Для таких людей, как ты, единственной истинной страстью может быть только работа. Конечно, если они хотят достичь успеха. Это самая главная причина.
Рафаэлю хотелось ответить, что оба упомянутых художника известны своим пристрастием к некоторым запретным радостям плоти, как Содома, и брак не привлекает их по этой самой причине. Множество миловидных юнцов населяло залы и потайные покои Ватикана, но об этом он не посмел бы сказать никогда.
– В чем состоят другие причины?
– В кардинале Биббиене. Он не позволит тебе позорить его племянницу и честь его фамилии, учитывая, что ты помолвлен с Марией уже несколько лет. Кардинал и так в ярости из-за слухов о твоей женщине, тем более что она низкого рода.
– Если мне будет позволено на ней жениться, разговоры прекратятся.
– Это даже не обсуждается! Нет. И хватит об этом. Больше ни слова!
Рафаэль видел, что понтифик рассердился. Обычно красное лицо его побагровело. Но мастер не мог так легко сдаться. Он никогда в жизни еще не хотел жениться или хотя бы провести рядом с кем-то остаток жизни. Так было до встречи с Маргаритой. Он предпочитал пойти против воли властителей Рима: Агостино Киджи, кардинала Биббиены и даже самого Папы, но не терять своей любви.
– Так ты отдашь ему заказ на новую станцу? – спросил Джулио деи Медичи своего брата, когда Рафаэль вышел из комнаты. – Или наконец бросишь кость бедному Микеланджело?
Понтифик взял с подноса очередное пирожное, продолговатое, украшенное ядрами миндаля, и стал медленно жевать, не торопясь с ответом.
– Увы, меня все больше заботит наш Рафаэль. Маленькая сплетня о нем и его женщине переполошила весь Рим.
– Да, об этом действительно кричат на каждом углу, – подтвердил кардинал. – Прошлым вечером ко мне приходил Агостино с теми же жалобами. Бессмертная душа Рафаэля явно в опасности.
– Меня занимает не его душа, а мое наследие! Он должен работать!
– Киджи сказал, что его человек доносит, будто эта женщина, дочь пекаря, настолько завладела разумом Рафаэля, что он почти не кажет носу в мастерскую! А совсем недавно он там практически жил!
