и на полках лежали головки сыра.
— О, закуска есть, — весело произнес Германус, — Осталось найти вино.
— Не думала, что ты такой любитель выпить. Подумай, лучше, где он мог спрятать деньги.
— Да, я же пошутил. А монеты можно закопать, или в стене замуровать.
— Нет, не уверена, так неудобно. Должно быть, какое-то место, куда рабы не заглядывают. Я нашла у него в кабинете ключи.
Они стали продвигаться дальше и оказались, уже в самом винном подвале. Это было длинное помещение, в котором стояли разных форм и размеров амфоры.
— О, а вот и вино, — опять весело произнес Германус, и его слова эхом отразились о стены.
Атилия глянула на него серьезно.
— Какой-то однобокий у тебя юмор, не находишь?
Он, в ответ, только плечами пожал. Она светила лампой по разным сторонам.
— Должен где-то стоять сундук, или потайная дверь.
— Ну, не знаю, сундуков не вижу, пока.
Он прошел к дальней стене.
— Тут амфора необычная, слишком большая для вина.
Атилия приблизилась и увидела огромный глиняный сосуд. Германус постучал по нему костяшками пальцев. Раздался глухой звук, с эхом внутри.
— Пустой.
— Что-то мне подсказывает, мой дорогой Вульфсиг, сложно тебе будет фермерством заниматься.
— Это еще почему?
— Ты даже не можешь отличить пифос от амфоры. В таких хранят пшеницу. Их для этого зарывают в землю по горловину, так их никто не ставит. Попробуй его отодвинуть.
Германус, немного напрягшись, сдвинул сосуд в сторону. В стене за ним оказалась небольшая дверь, запертая на замок.
— Попробуй этот, — она выбрала из связки самый крупный ключ.
Он немного повозился и, отодвинув засов, открыл дверь. Зайдя вовнутрь, они обнаружили перед собой чулан. Пол и стены здесь покрывали яркие ковры из восточных провинций.
— Он, что тут себе убежище организовал? — удивился Германус.
— Не знаю, от него всего можно было ожидать.
Она стала осматривать вокруг. Вдоль стен стояло несколько сундуков. Посередине дальней стенки был небольшой алтарь. Отделанная лепниной ниша, внутри которой стояла восковая посмертная маска. Она была разрисована красками и очень походила на живое лицо. Германус взглянул на Атилию немного испуганно, но больше вопросительно.
— Наверное, это его отец, — предположила она, — Может, как оберег всего накопленного. У многих римских семей дома есть такие маски предков.
Она поставила зажженную лампу в нишу, и подошла к ближайшему сундуку. Наугад попробовала вставить ключ, не подошел. Только на четвертый раз смогла подобрать нужный и открыть. После откинула крышку. Он оказался доверху набит денариями. Огоньки от лампы, играясь, поблескивали на серебре.
— Х-х-храни нас Юпитер! — вырвалось у Германуса, — Это ж сколько здесь?
— Не знаю. Может полмиллиона, или больше. Я столько еще никогда не видела. Интересно, во всех так?
Она подошла к следующему, немного повозилась с подбором ключа и отворила сундук. В нем было такое же количество серебра.
— Их тут восемь одинаковых, и еще три огромных.
Атилия открыла один из больших. От увиденного, аж отпрянула. На нее жаром горя, блестели новенькие золотые.
— Ни разу не видел, ни одного ауреуса, а тут столько…
Германус даже присел на колени рядом с ней.
— Что-то аж голова закружилась.
— Н-н да, надо взять тысяч сто для отца и еще на расходы, остальные запереть, — Атилия не заметила, как мыслила вслух, — Думаю здесь, и будет самое надежное место для них. Куда же лучше деть ключи? Не брать же их с собой в дорогу. Ну и в доме их оставлять нельзя… Надо подумать.
Она повернула голову к Германусу, тот был рядом, очень близко. Он, зачарованным взглядом, смотрел на нее. Только сейчас до Атилии дошло, что они наедине, глубоко под землей, там, где никто не сможет их увидеть и потревожить.
Глава 29
От этих мыслей ее тело забилось мелкой дрожью. Судорожно вздохнув, она прикасается ладонью к его щеке. Волосы и борода Германуса, в отблеске ламп кажутся немного золотистыми. Он смотрит прямо в глаза и приближается к ее лицу. Губы жадно впиваются в ее. От страстного поцелуя обдает жаром все тело. Где-то ноет под грудью. Сердце, так бешено стучит, что отдает в ушах, и еще внизу, там, в том самом месте.
Так страшно и так сладко. А что если Сира, снова предаст? «Нет! Она не посмеет. Иначе я ее убью».
Еще мгновенье и Атилия больше не может с собою совладать. Она срывает с него одежду, стягивает через голову и свою домашнюю тунику. Так лучше, свободнее.
Запах его тела пьянит. Она прикасается к его мощной широкой груди. Как приятно. Гладит его мышцы на животе, они твердые. Ниже еще что-то твердое.
Германус обнимает и кладет ее на пол. Хорошо, что здесь толстые шерстяные ковры. Он нависает над ней. Целует шею, грудь и живот. Ей кажется, она утопает в чем-то мягком.
Ее всю обдает огнем. Видится, будь-то, древний бог вселился сейчас в Германуса. Она чувствует его всего. С губ срывается шумных вздох, тело выгибается само собой, не подчиняясь больше ей.
От
