– А сейчас я хочу жениться на тебе.
– По причине того, что с нами произошло этим утром?
– Нет. Да. – К несчастью, на этот вопрос у него не было удовлетворительного ответа. – Частично, если можно так сказать.
– Вероятно, потому что ты чувствуешь себя обязанным?
– Нет. – Маркиз покачал головой. – Просто я хочу жениться на тебе, и все.
Фиона прищурилась:
– Должна ли я поверить тебе потому, что ты всегда был честен со мной в изложении твоих мотивов?
– Нет. – Джонатон нахмурился. – Ты должна поверить мне, потому что это правда.
– Но я не уверена, что ты способен распознать правду, даже если она будет целый час маячить перед твоими глазами.
– Я очень даже способен! – с негодованием воскликнул Джонатон и только потом понял, насколько глупо это прозвучало. Тем не менее он вовсе не собирался сдаваться. – Я делал то, что считал наилучшим, и я не мог оставить тебя на произвол судьбы. Да, я испытывал определенную ответственность и чувство долга по отношению к тебе, в особенности оттого, что оказался неискренним, когда согласился жениться на тебе. Теперь ошибка осознана и…
– Ты мог бы жениться на мне уже тогда!
– Прости, но я хочу жениться на тебе сейчас! Неужели для тебя это ничего не значит? Неужели ты настолько бессердечна?
– А ты? Неужели ты не понимаешь, что опоздал со своими предложениями? Да-да, опоздал! Ты лгал мне! Ты меня обманывал!
– Но все это я делал только ради тебя!
– Вот как? А тебе не приходило в голову, что ты пытаешься распланировать мою жизнь, мое будущее в точности так, как это делал мой отец? Только он искренне верил, что его действия отвечают моим интересам, а цель твоих действий – спастись от чувства вины.
Неожиданно Фиона с силой стукнула кулаком по косяку двери, после чего наступила пауза. Затем она продолжила на удивление спокойно. И Джонатон понял, что это не сулит ему ничего хорошего.
– Я уже говорила тебе, что не усматриваю особой разницы между принуждением мужчины жениться по причине совершенной им неосторожности и женитьбой из чувства долга.
У Джонатона перехватило дыхание.
– Не скрою, я ценю твою помощь, и все же наше сотрудничество на этом завершается. – Голос Фионы звучал вежливо, почти официально. – У меня тоже есть обязательства и чувство долга, и я не стану мириться с ложью и обманом.
– Но…
Фиона сцепила ладони перед собой, как бы давая понять, что обсуждения закончены.
– Теперь мне ничего не остается, как только выполнить волю отца и выйти замуж за мужчину, которого он для меня выбрал.
Джонатон недоверчиво уставился на Фиону:
– Конечно, ты говоришь это несерьезно…
– Еще как серьезно! И я сделаю это.
– Нет! Я тебе не позволю. – Произнося эти слова, Джонатон не имел понятия, каким образом он сможет выполнить свою угрозу.
Фиона презрительно фыркнула:
– Считай себя свободным от всех обязательств по отношению ко мне. И – поздравляю.
– Это еще с чем? – подозрительно осведомился Джонатон.
– Больше я не принуждаю тебя к браку, и это означает, что ты выиграл наше пари.
Маркиз недоуменно свел брови на переносице:
– Какое еще пари?
– Моя добродетель против твоей свободы.
– Моя свобода…
Только тут маркиз вспомнил, как весело они обсуждали это пари, и покачал головой:
– Я никогда не имел в виду ничего подобного, и вообще это была всего лишь шутка…
– В длинном ряду других. Боже, как я устала от шуток! – В голосе Фионы послышалось отчаяние. – Шутки, розыгрыши, проделки…
– Но…
– Вот именно. Была ли это шутка или нет, ты выиграл свободу, а я потеряла все. Когда Оливер в первый раз упомянул твое имя, я подумала, что это судьба. Вряд ли могло быть простым совпадением то, что мой кузен Оливер назвал имя единственного человека, который когда-то пробудил во мне любовь…
– Когда-то?
– Именно так. Я увидела тебя на рождественском балу в Эффингтон-Хаусе много лет назад, когда я была почти ребенком. Тогда я подумала, что ты самый удивительный мужчина, который мне когда-либо встречался. И тогда я стала невольным свидетелем твоего рандеву в библиотеке.
Маркиз понурил голову:
– Вот оно что…
– Я долго гадала, каково это – оказаться в библиотеке вместе с тобой. – Фиона невесело улыбнулась. – Теперь мне это известно так же, как и многим другим женщинам, служившим для тебя забавой.
– А мне кажется, это судьба, – тихо произнес Джонатон.
– Такие понятия, как судьба или рок, существуют исключительно в мифах, а жизнь такова, какой мы ее делаем. – Фиона задержала дыхание, словно ей было трудно продолжать. – Думаю, что тебе сейчас лучше уйти.
Джонатон молчал – он не знал, ни что ему сказать, ни что ему делать. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Наконец он попытался взять себя в руки.
– Могу я задать один вопрос?
Фиона поколебалась, затем кивнула:
– Только один.
– Из твоих слов следует, что когда-то я заслужил твое внимание и твою любовь…
– Это было очень давно.
– Допустим, но… Скажи, ты любишь меня сейчас?
Фиона долго смотрела на него.
– Это слишком личное, милорд.
– Что ж, возможно. До свидания, мисс Фэрчайлд. – Повернувшись, маркиз вышел из комнаты.
Заметив Оливера, ожидавшего его в холле, Джонатон замедлил шаг, но затем, переменив свое намерение, быстро направился к выходу.
Фиона имеет полное право злиться на него, думал он, шагая по улице. Он заслужил ее гнев, и все сказанное вряд ли очень умно; а если сюда прибавить уловки, хитрости, элементы лжи и обмана, то оправдать его попросту невозможно. Но, черт возьми, он любит ее и хочет на ней жениться, а это, бесспорно, перевешивает все его прегрешения.
Следовательно, он должен убедить Фиону в своей искренности раньше, чем она выйдет замуж за Как-там-его-звать и он потеряет ее навеки. Маркиз никогда особенно не верил в судьбу, но если на свете существовала женщина, которая что-то для него значит, то это, безусловно, была Фиона Фэрчайлд.
Два дня спустя – вечность для того, кто страдает от потери человека, который был любовью всей жизни, и совсем незначительный срок для всех тех, кто пытается выработать блестящий план с целью снова завоевать сердце упомянутого выше истинно любимого человека…
Торопливо захлопнув дверь комнаты, Белл прижалась к ней спиной и провозгласила драматическим тоном:
– Он здесь!
У Фионы перехватило дыхание. Наконец-то!
Прошло уже два дня с того момента, как она сказала Джонатону, что собирается исполнить волю отца; два дня, в течение которых ей пришлось многое передумать о его и своей жизни.
