— Виктория?
В этот момент Виктория вспомнила о его пристрастии к точным наукам и о том, как он любит рассчитывать все свои действия. Этот сумасшедший, возможно, и в самом деле хочет знать, под каким углом бросить ей пирожок.
— Я нахожусь примерно к юго-западу от тебя, — сказала она, вытянув руку влево от себя.
Роберт повернул руку вправо и бросил пирожок в указанном Викторией направлении. Пирожок прокатился по деревянному полу и ударился о стенку металлической ванны.
— Попал! — радостно воскликнула Виктория. — Теперь можешь закрыть дверь. Желаемой реакции не последовало.
— Я сказала, закрой дверь! — повторила она уже более суровым тоном.
Послышался очередной прерывистый вздох, и дверь захлопнулась.
— Я буду на кухне, — приглушенно прозвучал снаружи голос Роберта.
Виктория, может, и ответила бы ему, но рот у нее был набит мясным пирожком.
Роберт опустился на стул, положил руки на стол и уронил на них голову. Сначала он чертовски замерз. Потом его мучил зверский голод. Но сейчас… Да, если говорить начистоту, сейчас он в полном порядке, а Виктория в ванне, и он…
У Роберта вырвался стон. Сейчас его муки были просто невыносимы.
Он попытался отвлечься от назойливых мыслей и с этой целью принялся раскладывать покупки, которые притащил с собой. Хотя ему почти не приходилось сталкиваться с домашней работой, Роберт предпочитал не брать с собой много слуг, когда отправлялся в коттедж под Рэмсгейтом, и поэтому здесь он чувствовал себя более свободно и по-домашнему, чем в своих особняках в Каслфорде или Лондоне. Кроме того, распаковывать было особенно нечего — он договорился с владельцами продуктовых лавок, что они пришлют к нему своих разносчиков с покупками. Он взял с собой только те продукты, которые можно было сразу съесть.
Роберт быстро разобрал покупки, сунув булочки в корзину для хлеба, и вновь уселся на стуле, изо всех сил стараясь не думать о том, что сейчас делает Виктория.
Попытка не увенчалась успехом, и ему внезапно стало так жарко, что он вынужден был распахнуть окно.
— Перестань о ней думать, — сказал он. — Зачем тебе думать именно о Виктории? На этой планете существуют миллионы людей, и Виктория всего лишь одна из этих миллионов. И планет тоже множество. Меркурий, Венера, Земля, Марс…
Роберт перечислил все планеты по порядку, но их было слишком мало. Так, что еще вспомнить? Ну, например… например, таксономические категории Линнея:
— Царство, тип, затем… что затем?
Он умолк и прислушался. В коридоре раздались шаги… или ему послышалось? Роберт вздохнул и продолжал:
— …класс, отряд, семейство и… и… Дьявол, что же идет следом?
Он замолотил кулаком по столу, с каждым ударом приговаривая: «Черт, черт, черт», — стараясь таким образом напрячь свою память. Его ужасно расстроило, что он не может вспомнить простейший научный термин, но в данный момент это было очень даже непросто: Виктория наверху в ванне и…
— Генуе! — вдруг радостно завопил он. — Генуе и специй! [Род и вид! (лат.)>
— Что ты сказал?
Он резко обернулся. В дверях стояла Виктория, волосы ее были все еще влажные после купания. Платье, что он купил, оказалось ей длинновато, и подол волочился по полу, но в остальном оно было ей почти впору. Он смущенно откашлялся.
— Ты… — Он снова кашлянул. —Ты выглядишь просто восхитительно.
— Спасибо, — машинально обронила она. — Но что ты тут только что кричал?
— Ничего.
— Могу поклясться, я слышала, как ты сказал: «Гений и специи».
Роберт уставился на нее в полном недоумении. Похоже, телесные страдания окончательно иссушили его мозги, поскольку он совершенно не понимал, о чем идет речь.
— Что это значит? — тупо спросил он ее.
— Понятия не имею. А к чему ты это сказал?
— Я этого не говорил. Я сказал: «Генуе и специй».
— А-а. — Она помолчала и добавила:
— Это, вероятно, прояснило бы кое-что, если бы я знала, что это означает.
— Это означает… — Он запнулся. Она смотрела на него выжидательно и чуть насмешливо. — Это просто научный термин.
— Понятно, — протянула она. — А позволь полюбопытствовать, были ли у тебя причины, чтобы так вопить?
— Да, — ответил он, сосредоточив свой взгляд на ее губах. — Да, были причины.
— Правда?
Он сделал к ней шаг, потом другой.
— Правда. Видишь ли, я пытался отвлечься.
Она нервно облизала губы и покраснела.
— Ах, вот как.
Он подошел к ней еще ближе.
— Но это не помогло.
— Совсем не помогло? — сдавленно пискнула она.
Он покачал головой так близко от нее, что они чуть не потерлись носами друг о друга.
— Я все равно хочу тебя. — Он пожал плечами, словно извиняясь. — Ничего не могу с собой поделать.
Она смотрела на него не мигая. Роберт решил, что это уже не так плохо, и положил руку ей на талию.
— Я искал в твоей двери щелочку, — сказал он. Ее, похоже, не очень удивило это признание.
— Ну и как, нашел?
— Нет. Но у меня богатое воображение. Хотя, — он наклонился к ней и запечатлел на ее губах легкий поцелуй, — оно и не идет ни в какое сравнение с действительностью, тем не менее именно по его вине я нахожусь сейчас в таком… нервном состоянии.
— Нервном? — эхом откликнулась она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Угу. — Он снова поцеловал ее — нежный поцелуй, слегка волнующий, без страстного огня.
И опять она не сделала никаких попыток отстраниться. Роберт почувствовал, как нарастает в нем желание по мере того как оживают его надежды. Но он обуздал его, понимая, что Викторию нужно очаровать словами, а не только поцелуями. Он ласково коснулся ее щеки и прошептал:
— Можно мне тебя поцеловать?
Она удивленно взглянула на него.
— Но ты ведь только что это сделал.
Он медленно усмехнулся.
— Если говорить формально, то это, — он снова потерся губами о ее губы, — вполне можно считать поцелуем. Но то, что я хочу показать тебе сейчас, настолько отличается от моих предыдущих действий, что называть это поцелуем — просто кощунство.
— Ч-что ты хочешь этим сказать?
Ее любопытство показалось ему забавным.
— Я думал, ты помнишь, — улыбнулся он. Но придется, видимо, освежить твою память…
Он захватил ртом ее рот и впился в нее страстным поцелуем, скользнув языком в ее полуоткрытые губы.
— Вот это.
Он всем телом ощущал, как ее уносит потоком страсти. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание стало частым и прерывистым. Его прикосновения воспламеняли ее — он чувствовал это сквозь тонкую ткань ее платья. Она откинула голову, пока он целовал ее в шею, проложив огненный след из поцелуев к впадинке у ее горла.
Она тает в его объятиях. В этом нет никакого сомнения.
