Итак, до сражения оставались считанные дни — последние дни, когда она видит Мартина. Интересно, промелькнула вдруг мысль, вступил ли Хауэлл Проссер в мятежное войско Генриха Тюдора, неудержимо двигающееся сейчас через Уэльс?
В последнюю ночь похода Крессида спала в объятиях Мартина в занавешенном углу зала старого лестерширского особняка, принадлежавшего некоему сквайру, который согласился разместить в своем доме свиту короля. Мартин был с нею нежен, полон любви, она же из последних сил старалась удержать слезы, так как чувствовала, что дела обстоят не слишком хорошо.
Мартин наклонился к ней, чтобы стереть губами одинокую слезинку.
— Будь храброй, любимая. Все дело займет каких-нибудь несколько дней, а затем мы вместе вернемся в Лондон, в наш дом на Стрэнде.
— Вы были моим так недолго, я только-только узнала, что люблю, и вот… — беспомощно проговорила она, глотая слезы. — Я так боюсь за вас… Вы сами сказали, что за границей полно изменников. Когда лорд Стрэйндж попытался бежать из-под домашнего ареста и был пойман, он признался, что его дядя сэр Уильям Стэнли и сэр Джон Сэвэдж стоят за Тюдора. Так можно ли доверять отцу его, лорду Томасу?
— У меня были кое-какие сомнения на его счет, — неестественно весело ответил Мартин, — но Стрэйндж клянется, что его отец по-прежнему верен королю, и Ричард не желает думать о нем дурно. Конечно, предатели есть, но у короля много истинных друзей, и его армия значительно превосходит армию Тюдора.
Наклонившись, он потерся носом о ее ухо.
— Ты совсем не доверяешь воинским талантам своего мужа? Но поверь, я опытный воин и слишком люблю свою женушку, чтобы идти на ненужный риск. Да и вообще, риск отнюдь не лучшая стратегия в бою.
Ради него она заставила себя улыбнуться, улыбалась и позже, когда они верхом въезжали в город Лестер, где их встречали горожане и деревенский люд; все они, разинув рты, глазели на короля, который медленно проследовал вместе со свитой по главной улице, мимо свиного базара, к постоялому двору «Белый вепрь», где намерен был остановиться.
Навстречу, вытирая о передник жирные руки, выскочил взволнованный потный хозяин; он всячески старался услужить своему сюзерену и вызвался сам проследить, чтобы огромная кровать короля, которую он возил с собой, была поставлена в самой лучшей комнате.
Город был уже набит до отказа солдатами лордов, поддерживавших короля: лорда Джона, графа Норфолкского, а также его сына, графа Шарри, сэра Роберта Брэкенбери, констебля лондонского Тауэра, и других — словом, всех тех, кто со своими людьми собрались здесь, чтобы разбить войска изменника-уэльсца, посмевшего оспаривать у Ричарда корону Англии.
Приближенные короля уже разместились в гостинице и готовы были выслушать его указания, а также внести свои предложения относительно намеченного на утро марша, так как король желал выступить без промедления. Мартин, извинившись, попросил разрешения проводить Крессиду в сторожку замка. Король, как ни был занят самыми неотложными делами, приказал графу зайти к нему вместе с женой.
— Вы будете там сравнительно неплохо устроены, миледи Крессида, пока ваш превосходный во всех отношениях супруг не явится за вами. Я отошлю его к вам, как только смогу. Не сомневайтесь в этом.
Он выглядел уверенным в себе, но утомленным, и Крессида заметила на его умном лице следы тяжких переживаний. Она низко склонилась, чтобы поцеловать его руку.
— Храни вас Бог, ваше величество.
Он нагнулся и слегка коснулся губами ее сияющих волос, с которых соскользнул капюшон дорожного плаща.
— Благодарю вас, дитя мое. Я знаю, вы поначалу не слишком радовались браку, который я уготовил вам, но я буду молиться о том, чтобы вы были счастливы. Молитесь же и вы за меня, Крессида, и за всех нас.
— Да, сир.
Она решила, что не даст волю слезам, когда Мартин оставил ее на попечение опытной, хотя и очень встревоженной женщины, служившей в замке. Он оставил при ней также двух седых ветеранов, в свое время сражавшихся при Барнете, Тьюксбери и Таутоне. Оба были весьма недовольны тем, что не смогут принять участие в решающем сражении, но знали, что должны повиноваться и оберегать супругу своего господина, хотя бы и ценой жизни.
С нею остались также Филипп и Алиса, и Крессида с улыбкой на губах махала рукой Мартину, возвращавшемуся на военный совет в «Белом вепре», но сердце ее сжималось от волнения.
Лорд Мартин стоял немного в стороне от группы придворных, рыцарей и лордов, окружавших короля на вершине холма над деревушкой Саттон-Чини. Отсюда он мог видеть на мили вокруг зеленые невозделанные поля, местами заболоченные, особенно у подножья холма и вдоль речушки позади нее, где его оруженосец Питер Фэйрли купал сейчас боевого коня Мартина и свою лошадь.
Накануне вечером король стал лагерем неподалеку от деревни, и Мартин, выйдя ночью из палатки, смотрел на огни костров королевского лагеря и на далекие огни лагеря противника. Джек Уэйнрайт, настоявший на том, чтобы, оставив кухню, присоединиться к армии, сказал ему, что враг расположился возле Дадлингтона. У Джека в Лестере жили родственники, другие — в Шентоне, совсем близко отсюда, так что он легко здесь ориентировался.
Было раннее утро двадцать второго августа, только-только стал рассеиваться туман в преддверии жаркого дня, и Мартин опять мог внимательно наблюдать, как собираются и выстраиваются в боевые порядки вражеские солдаты.
С сомнением оглядел он войско графа Нортумберленда, оставленное возле деревни Саттон; это был резерв, который должен был по команде поддержать главные силы — авангард Норфолка и следующий за ним основной отряд под командованием короля, как решено, было накануне на военном совете. Мартин и его соратники по былым кампаниям на границе королевства должны были сражаться рядом с королем.
С радостью узнал он лица друзей — сэра Ричарда Рэтклиффа и сэра Роберта Перси с лордом Чемберленом, а также лорда Ловелла, оживленно говорившего что-то в эту минуту королю, который внимательно его слушал. Там были также сэр Роберт Брэкенбери, лорд Феррерс Чартли и другие рыцари, рангом пониже, которые верно служили Ричарду в прошлом, такие, как сэр Доминик Оллард и сэр Ги Джарвис.
Законник Уильям Кейтсби, некогда служивший лорду Хастингсу, а теперь пользовавшийся полным доверием короля, нервно теребил кольчужную перчатку, разговаривая с секретарем короля, грубовато-добродушным Джоном Кенделлом. Обоим еще не приходилось участвовать в сражениях, но оба взяли в руки оружие, чтобы быть вместе со своим сюзереном в этот знаменательный день — так же как и Уэйнрайт, пожелавший сражаться рядом с Мартином, как это бывало в прежних военных кампаниях.
