Король прослушал мессу в простенькой церквушке Каттона, и Мартин опустился рядом с ним на колени на грубый пол; он молился не только за победу, но и за безопасность любимой Крессиды.
Он коснулся пальцами маленькой ладанки, висевшей у него на груди на изящной цепочке. Когда Мартин, ранним утром двадцать первого августа, вернулся с военного совета в «Белом вепре», Крессида сама надела ладанку ему на грудь после того, как помогла Питеру застегнуть пряжки на кольчужных наручах. Несмотря на предрассветный час, она уже была на ногах и тотчас вышла к мужу, как только ей доложили о его возвращении; он с такой силой прижал ее к себе, что даже испугался, не поломал ли ей ребра.
Она жадно расцеловала его и лишь посмеялась над его страхом за нее.
— Несколько синяков — что за беда! Ох, мой любимый, когда вы уехали в гостиницу, я уж и не чаяла снова вас увидеть.
— Тебе здесь удобно?
— Да, Алиса заботится обо мне, и юный Филипп всячески старается мне услужить, без конца теребит здешних увальней слуг, хотя больше всего желал бы уехать вместе с вами. В замке все слуги напуганы до смерти, бедняжки. Мартин, как король?
— Весел и уверен в себе, по крайней мере, с виду.
— Был ли Нортумберленд на Совете? Я знаю, вас беспокоило то, что он не спешит принять командование войском.
— Да, он был, хотя и не в восторге от происходящего, но со всеми решениями согласился. Приехал Ловелл. Король страшно рад ему. Фрэнсису пришлось скакать во весь опор, чтобы поспеть вовремя. — Он нагнулся к ней, крепко сжал ее плечи, зачарованно любуясь чудесными волосами, струившимися вниз, до тоненькой талии. — Есть ли у тебя известия от отца?
Она покачала головой.
— Нет. Ни словечка. Он ехал через границу. Молю Бога, чтобы на него не напали какие-нибудь повстанцы.
— Может быть, он просто задержался, — поспешил успокоить ее Мартин. — Что бы ни случилось, что бы ты ни услышала, оставайся здесь, возле замка, тут ты в безопасности. Жди, когда я приеду или дам о себе знать.
Ее глаза тревожно расширились, и он поспешил горячо расцеловать ее.
— Это просто предосторожность. И, что бы ни рассказывали тебе о сражении, не верь никому, кроме тех, кого ты хорошо знаешь.
Крессида молча кивнула, и по ее бледным щекам скатились две слезинки.
— Я пойду в часовню, и все время буду молиться. О, берегите себя, любовь моя, я знаю, что не смогу жить без вас.
Тогда-то она и дала ему ладанку.
— Здесь эмалевый портрет святого Мартина туринского. Я берегла его к вашему дню рождения в октябре, но теперь хочу, чтобы он был вдвойне вашим заступником.
Она надела ладанку ему поверх кольчуги. Цепочка была длинная, тонкой работы, и хотя для такой задачи ей следовало бы быть покрепче, он ни за что на свете от нее не отказался бы.
Крессида с отчаянием припала к нему; уже светало, и он ласково отстранил ее. От двери он обернулся, чтобы в последний раз запечатлеть ее образ, и тотчас же быстро вышел.
Теперь он стоял на горе, вокруг бушевала гроза, гремел гром, оставленные сзади лошади ржали и били копытами. Мартин заметил, что люди вокруг него торопливо крестились, и тоже перекрестился. Он видел, как плещется на ветру знамя со львом, когда Норфолк двинулся вниз с Амбьенского холма, чтобы занять позицию. Интересно, подумал он, как отнесся герцог к стишкам, приколотым к его палатке и предупреждавшим:
Не слишком храбрись, мошенник Норфолк,
И куплен и продан твой Ричард-осел.
Мартин одобрил решение короля командовать сражением с вершины холма. Вдали он увидел зеленые пятна — мундиры авангардных отрядов Генриха, которые также стали выдвигаться вперед под командой графа Оксфордского. Мартин различил знамя графа: на нем выделялась звезда с характерными обтекаемыми очертаниями. Обернувшись, он увидел короля, надевшего свой боевой шлем, поверх которого сияла корона Англии.
Мартин недовольно проворчал что-то про себя. Он не раз вместе с Фрэнсисом Ловеллом доказывал, что Ричард не должен так открыто подставлять себя врагу. Но он знал своего сюзерена. Приближенным хорошо было ведомо упрямство короля. При случае он вполне способен был проявить во всей красе свойственный Плантагенетам нрав, и его вспышки достойны были знаменитого Генриха II. Он сражался за Англию, за королевство, он был помазанный король. Все подданные должны были видеть этот сверкающий нимб вокруг его головы, гордо свидетельствовавший о том, кто их властитель.
Мартин пока не видел знамени Тюдора с красным драконом, но личный стяг Ричарда с белым вепрем королевский знаменосец уже держал над его головой, а рядом развевался королевский флаг Англии с леопардами и лилиями. Мартин знаком приказал Питеру развернуть собственное знамя с серебряным крестом на зеленом поле; он был рад подчеркнуть в этот день свое родство с Невиллами, семейством покойной королевы Анны.
— Питер, пока будь со мной. Когда же прикажу, отойди назад, к лошадям. И повинуйся без промедления.
Оруженосец уже открыл, было, рот, чтобы протестовать, но мрачный вид графа заставил его придержать язык, и он молча подал Мартину боевой шлем.
Люди Оксфорда немного рассредоточились, заходя с флангов, чтобы миновать болотистые земли вокруг подножья холма, и теперь оказались лицом к лицу с авангардом Норфолка, выстроенным в виде изогнутого лука. С позиций Генриха прогремели пушки, и грозная тишина, нарушавшаяся до сих пор лишь редким ржаньем лошадей да топотом сапог, сразу взорвалась. В кого-то угодил каменный снаряд, и он громко завопил; томившиеся в ожидании пешие солдаты разразились насмешками, проклятиями и яростными боевыми кличами.
Тяжелые орудия, по-видимому, не причинили серьезного урона, и вскоре войска пошли в рукопашную. В тихий покой сельского края ворвались громкие проклятья и стоны, лязг скрещенных алебард и копий, глухой стук падающих наземь тел — люди яростно кололи и крушили друг друга. Пыль столбом стояла над взмокшими воинами, так что военачальники с вершины Амбьена не могли по-настоящему наблюдать за ходом кровавой схватки, но Мартину и прежде доводилось видеть подобное, так что он закалил свое сердце и не позволял себе испытывать жалость к тем, кто сейчас погибал там, внизу, в этой жестокой бойне.
Он услышал, как охнул Питер, когда мучительный вопль о помощи прозвучал совсем близко. Рукой в железной перчатке он удержал юношу, схватив его за плечо.
Хотя времени прошло сравнительно немного, им всем казалось, что они уже несколько часов ожидают дальнейших приказаний короля; и вдруг снизу к ним донесся крик, от которого мороз пробежал по коже: