Хелен заставила себя спокойно заговорить с Говардом и начала задавать ему различные вопросы о ферме и животных. К ответам женщина почти не прислушивалась, а спрашивала лишь для того, чтобы ее муж ни в коем случае не подумал, что она на него злится. Однако Говарду, похоже, такое и в голову не могло прийти. Очевидно, он ни чуточки не стыдился событий прошлой ночи.
Ближе к вечеру Говард и Хелен наконец-то пересекли границу его фермы, которой являлся небольшой ручей с грязным илистым дном. Повозка сразу же увязла в нем, поэтому путникам пришлось слезать и выталкивать ее на другой берег. В результате они поднялись на козлы совсем промокшими, а юбка Хелен заметно потяжелела от налипшей на нее тины. Но когда на горизонте показался фермерский дом, женщина мигом забыла и о грязном платье, и о мучительной боли, и о страхе, который вызывала у нее мысль о предстоящей ночи.
– Вот и приехали, – сказал Говард, остановив повозку перед небольшим срубом из грубо обработанных бревен. – Ты заходи внутрь, а я пойду в конюшню. Нужно проверить, все ли там в порядке.
Хелен застыла на месте. Это и есть ее дом? Даже конюшни Крайстчерча казались ей более уютными, не говоря уже о Лондоне.
– Ну, что же ты стоишь? Дверь не заперта. Воровать здесь некому.
Но даже если бы в округе промышляли воры, из дома Говарда они ушли бы несолоно хлебавши. Когда Хелен, все еще не в силах промолвить и слова, открыла входную дверь и увидела первую из двух комнат дома, ей в голову пришла мысль, что даже кухня Маргарет по сравнению с ней выглядит роскошной гостиной. Комнатка была обставлена весьма скромно: из мебели тут имелись стол, четыре стула и сундук. Зато, в отличие от дома Маргарет, тут была настоящая печь. Хелен могла утешить себя хотя бы тем, что ей не придется стряпать над открытым огнем.
Приготовившись к самому худшему, женщина открыла дверь, ведущую во вторую комнату, которая, как и ожидалось, оказалась спальней Говарда. Нет, их общей спальней, поправила себя Хелен. И она приложит все усилия, чтобы сделать ее красивой и уютной!
Пока что здесь стояла лишь грубо сколоченная кровать, неряшливо застеленная самым простым жестким бельем. Женщина благодарила Бога за то, что она решила сделать кое-какие покупки в Лондоне. Приобретенные ею наволочки, простыня и пододеяльник сразу же придадут комнате более домашний вид. Как только Говард занесет в дом ее сумки, Хелен первым делом сменит постельное белье.
Говард вошел в комнату, держа корзину с дровами, на которых он разместил несколько яиц.
– Ленивые подонки, вот кто эти маори! – выругался фермер. – До вчерашнего дня они наверняка доили корову, а сегодня не удосужились. Стоит там, бедная, с полным выменем и ревет так, что слышно на всю округу. Ты не можешь пойти ее подоить? Все равно отныне это будет твоим заданием, так что начинай потихоньку осваиваться.
Хелен растерянно посмотрела на мужа.
– Я должна… подоить корову? Прямо сейчас?
– Ну, не оставлять же ее реветь до завтрашнего утра. Она так издохнет небось, – сказал Говард. – Но перед этим тебе лучше переодеться в сухое. Подожди, я сейчас принесу твои вещи. А то ты совсем замерзнешь в холодном доме. Вот, кстати, я принес дрова.
Последнее прозвучало как призыв к действию. Но Хелен сначала нужно было решить проблему с коровой.
– Говард, я не умею доить коров, – призналась она. – Мне еще никогда не приходилось этого делать.
Говард наморщил лоб.
– Что значит «никогда не приходилось»? – спросил он. – В Англии что, нет коров? Ты писала мне, что несколько лет вела хозяйство в доме своего отца!
– Но мы жили в Ливерпуле! В центре города, возле церкви. У нас не было домашних животных!
Говард злобно уставился на Хелен.
– Тогда тебе придется как можно быстрее этому научиться! Сегодня, так уж и быть, корову подою я. А ты тем временем помой полы. Ветер нанес сюда кучу пыли. А после этого займись печкой. Дрова есть, так что тебе осталось лишь разжечь огонь. Только следи, чтобы дрова были уложены правильно, иначе они закоптят весь дом. С этим-то ты управишься? Или в Ливерпуле нет печей?
Презрительный взгляд Говарда заставил Хелен промолчать. Скорее всего, она еще больше разозлит его, если расскажет, что у них в Ливерпуле всю черную работу по дому выполняла служанка. Заданием Хелен было лишь следить за младшими детьми, помогать отцу в церковных делах и собирать прихожан для совместного чтения Библии. А что бы Говард ответил ей на описание лондонского особняка ее работодателей, Хелен даже представить боялась. Гринвуды держали кухарку, слугу, который следил за печью и каминами, и нескольких служанок, по первому требованию выполнявших любое задание хозяев. А Хелен, несмотря на то что она, как гувернантка, не являлась членом семьи, никогда не приходилось прикасаться к дровам. Не говоря уже о том, чтобы разжигать печь.
Женщина не знала, сможет ли управиться со всем этим сама. Однако другого выхода у нее не было.
Похоже, Джеральд очень обрадовался тому, что Лукас и Гвинейра так быстро нашли общий язык. Он назначил свадьбу на второе из четырех предрождественских воскресений. Это была середина лета, благодаря чему часть празднования могла пройти в саду. Однако для этого его нужно было подготовить. Хотурапа и еще двое маори, которых наняли специально для этой работы, с утра до вечера сажали привезенные Джеральдом из Англии семена, рассаду и молодые деревья. Паре новозеландских растений тоже нашлось место в тщательно продуманном Лукасом садово-парковом оформлении особняка. Поскольку клены и каштаны не могли вырасти за неделю или две, молодой человек был вынужден прибегнуть к помощи южных кустарников, пальм никау и тыквенных деревьев, чтобы в короткое время организовать приятную тень для гостей Джеральда. Гвинейру это ничуть не смущало. Ей нравились местные флора и фауна – и это было, пожалуй, единственным общим интересом девушки и ее будущего мужа. Однако исследования Лукаса по большей части ограничивались папоротниками и насекомыми, причем первые росли преимущественно в дождливой западной части Южного острова. Гвинейра могла любоваться разнообразием их утонченных форм исключительно благодаря искусно выполненным рисункам Лукаса и иллюстрациям из его учебников. Однако, впервые встретившись с живым представителем новозеландских насекомых, даже бойкая Гвинейра с трудом удержалась от крика. Лукас, как заботливый джентльмен, сразу же поспешил ей на помощь. Но у него вид насекомого вызвал не отвращение, а восторг.
– Это же уэта! – заявил он и легонько ткнул в шестиногое чудовище, которое Хотурапа только что выкопал из земли. – Уэты, пожалуй, самые большие насекомые на свете. Они могут достигать восьми, а порой и больше сантиметров в длину.
