– Потому что иначе оно темнеет, – ответила Гвинейра. Эту обязанность она могла объяснить.
– Но почему брать железо, которое менять цвет? – продолжила Моана, с несчастным видом вертя серебряные столовые приборы в руках. – Лучше брать дерево! Очень просто, вымыть – и он снова чистый! – Девушка взглянула на Гвинейру в ожидании похвалы.
– Потому что посуда… должна быть нейтральной на вкус, – вспомнила слова матери Гвин. – К тому же после пары использований дерево приобретает непрезентабельный вид.
– Тогда просто вырезать новый посуда… – Моана пожала плечами. – Очень легко, могу показывать, мисс!
Резьба по дереву была одним из умений, которыми аборигены Новой Зеландии владели в совершенстве. На днях Гвинейра посетила деревню маори, которая относилась к Киворд-Стейшн. Она располагалась не очень далеко, но была скрыта за скалами и леском, который тянулся по другую сторону озера. Гвинейра, вероятно, никогда бы не нашла ее, если бы не заметила на берегу стирающих белье женщин и целую орду полуголых детей, которые весело плескались в воде. Увидев Гвинейру, маори робко отступили, но во время следующей конной прогулки девушка угостила смуглых голышей конфетами и этим завоевала их доверие. После этого женщины жестами пригласили ее посетить селение, и Гвинейра смогла полюбоваться их жилыми домиками, площадками с жаровней посередине и, прежде всего, обильно украшенным резьбой общинным домом.
Постепенно девушка начала понимать отдельные слова из языка маори.
Ki ora означало «добрый день», tane – «мужчина», а wahine – «женщина». Гвин также узнала, что маори не говорят «спасибо», а стараются отблагодарить человека каким-нибудь ответным поступком. В качестве приветствия они вместо рукопожатия трутся носами. Такая церемония называлась hongi, и Гвинейра упражнялась в ней вместе с хихикающими детьми. Лукас пришел в ужас, когда девушка рассказала ему об этом, а Джеральд заявил:
– Мы ни в коем случае не должны слишком сближаться с этими людьми. Они примитивны и обязаны знать свое место.
– Я считаю, что нет ничего плохого в том, когда люди понимают друг друга, – возразила Гвинейра. – Почему именно примитивные народы должны осваивать язык цивилизованных? Наоборот, для более развитых это намного легче!
Хелен присела рядом с коровой и попыталась уговорить ее вести себя смирно. Животное выглядело довольно дружелюбным, однако – если Хелен правильно помнила, что рассказывала о коровах на корабле Дафна, – это еще ничего не значило. Нужно было помнить, что некоторые коровы имеют привычку брыкаться во время доения. Но даже самая смирная из них не могла подоить себя сама. Хелен попыталась помочь ей, но у нее ничего не получалось. Как женщина ни сжимала дойки коровы, выдоить из нее больше двух капель молока она не могла. А вот Говард управлялся с этим делом довольно легко. Правда, фермер лишь один раз показал Хелен, как нужно доить; он все еще был не в духе после того, что случилось вчера вечером. Когда Говард вернулся от коровы, печка дымила на весь дом. Хелен, вся в слезах, сидела перед этим железным чудовищем и не знала, что делать. Подмести пол она, разумеется, тоже не успела. Говард с ледяным молчанием разжег печь и камин, затем разбил в сковородку пару куриных яиц и через несколько минут поставил перед Хелен аппетитно пахнущую яичницу.
– С завтрашнего дня готовишь ты! – коротко заявил он, и Хелен поняла, что еще одну подобную неловкость муж ей не простит. В то же время она не могла взять в толк, из чего ей готовить еду. Кроме молока и яиц, в доме не было никаких продуктов, и завтра они наверняка тоже не появятся.
– И печешь хлеб! – добавил Говард. – Зерно лежит в шкафу. Там же найдешь бобы, соль… В общем, сама посмотришь. Я понимаю, что сегодня ты устала, Хелен, но если так пойдет и дальше, то какой мне от тебя прок?
Ночью все произошло точно так же, как и в прошлую ночь. На этот раз женщина надела свою лучшую ночную сорочку и лежала на чистой постели, однако это ничуть не повлияло на ее ощущения. Хелен снова было больно и невыносимо стыдно. Выражавшее одну лишь похоть лицо мужа пугало ее, но теперь она хотя бы знала, что все закончится довольно быстро. После этого Говард сразу же заснул.
Этим утром он отправился проверить, все ли в порядке с овцами, сообщив Хелен, что раньше вечера не приедет. Однако по возвращении он рассчитывал увидеть теплую убранную комнату и тарелку сытной еды на столе.
Хелен тем временем не могла управиться даже с утренней дойкой. Когда она в очередной раз с отчаянием ухватилась за вымя, у сарая раздалось сдавленное хихиканье. Затем кто-то что-то зашептал. Хелен наверняка бы ужасно испугалась, будь голоса у нее за спиной другими, не по-детски звонкими.
– Выходите, я вас вижу! – выпрямившись, заявила она.
В ответ снова захихикали.
Хелен подошла к приоткрытой двери, но успела увидеть лишь две маленькие темные фигурки, которые с молниеносной скоростью шмыгнули в сторону.
«Ну, далеко эти дети не убегут, – подумала молодая женщина, – уж слишком они любопытные».
– Я ничего вам не сделаю! – крикнула она. – Вы что, хотели украсть пару яиц?
– Мы не красть, мисси! – заявил возмущенный голосок. Вероятно, замечание Хелен оскорбило ребенка. Из-за угла сарая выступило маленькое смуглое существо, одетое в короткую юбочку. – Мы доить корову, когда мистер Говард уезжать!
Ага! Так вот из-за кого Хелен пришлось натерпеться вчера вечером.
– Но вчера вы ее не подоили! – строго произнесла она. – Мистер Говард очень рассердился.
– Вчера waiata-a-ringa…
– Танец, – объяснил второй ребенок. На этот раз Хелен разглядела мальчика, на котором из одежды была одна лишь набедренная повязка. – Весь народ танцевать. Нет времени для корова.
Хелен не стала читать детям нотации относительно того, что корову нужно доить каждый день, вне зависимости от праздников и фестивалей. В конце концов, она и сама не знала об этом вплоть до вчерашнего вечера.
– Но сегодня вы можете мне помочь, – сказала молодая женщина. – Вы покажете, как это делается.
– Что… как делается? – спросила девочка.
– Как нужно доить корову, – со вздохом объяснила Хелен.
– Ты не знать, как доить?
Дети захихикали громче прежнего.
– Что ты тогда здесь делать? – с усмешкой спросил мальчик. – Красть яйца?
Хелен не смогла удержаться от смеха. Малыш за словом в карман не лез. Но сердиться на него женщина не могла. Оба ребенка показались ей очень милыми.
