Счет подошел к концу:
— Три…
Майкл почувствовал легкое дуновение воздуха и шелест поцелуя. Габриэль, который так давно ни до кого не дотрагивался, коснулся губами его покрытой шрамами щеки.
— Ради тебя, Майкл…
Раздался выстрел, голову графа разнесло в клочья. Во все стороны брызнула кровь и серое вещество, но пуля вылетела не из револьвера Майкла.
Фрэнк оцепенел. Майкл видел, как из него уходила жизнь и бледнело его лицо. Орудие в чужих руках. Красные брызги испачкали его белое, как пергамент, лицо, на черной ливрее повис серый сгусток. Двадцать девять лет ада остались позади. Его пальцы разжались — револьвер грохнулся на пол. Майкл тоже опустил оружие.
Габриэль отступил на шаг — Божий посланник,
— Он умирал, — пробормотал Фрэнк, взглянув на старика, который так долго им помыкал. — Еще несколько месяцев, и все бы было кончено.
Майкл почувствовал почти что жалость к бедняге церберу, по тот поднял голову, и в его глазах не было ни угрызений совести, ни раскаяния за отнятые жизни.
— Он не твой отец, — глухо произнес Фрэнк. И Майкл ему поверил. — Твоя мать его не любила, поэтому он не мог тебя простить.
Похоже, Энн права — граф ненормальный.
Полиция все расследует. Что скажет полицейским Фрэнк?
Что скажет полицейским он сам?
— Повариха… — Майкл направлялся к двери, где его ждал Габриэль, но голос Фрэнка его остановил. — Ее зовут миссис Гетти. У меня под матрасом письмо. Граф отпустил на эти дни слуг, чтобы… чтобы без свидетелей расправиться с вами и с женщиной… Когда она вернется, покажите ей, где письмо. Скажите, что о ней позаботятся.
— Скажешь сам. — Майкл так и не повернул головы.
— У адвоката графа хранится запечатанный конверт. В нем мое признание, что я подрезал вожжи. Инструкции таковы: конверт будет вскрыт, если граф умрет насильственной смертью. Наверняка есть «другие документы, которые удостоверяют, что на службе у графа я неоднократно совершал преступления. Я не собираюсь идти в тюрьму.
Значит, и ему предстояло умереть. Майкл и Габриэль переглянулись и вышли из кабинета. Рассветную тишину прорезал грохот выстрела. Гром правосудия покатился за ними по коридору, но ни Майкл, ни Габриэль не замедлили шага.
В дверях стоял дворецкий и держал спину так прямо, насколько это позволяли восьмидесятилетнему старику его больные кости.
Он с достоинством поклонился.
— Прикажете пойти за констеблем?
Денби знавал еще отца Майкла. Тот вырос на его глазах, а старший брат превратился в исчадие ада. Но знал ли он, что граф творил с Майклом?
— А других слуг в доме нет?
— Все отпущены, сэр, кроме поваренка. Он заболел корью, и я не разрешил ему вставать.
Знал ли Денби, что происходило с Энн?
— Послушайте, вам не кажется странным, что граф отпустил слуг именно тогда, когда в доме гостила мисс Эймс?
— Я ничего не знал о гостье, милорд, — с таким же достоинством отвечал старый слуга. — Пока не приехали вы с констеблями. Граф нанял временного дворецкого, чтобы я выходил поваренка и отдохнул. В последнее время меня сильно беспокоит ломота в костях.
Никого не заинтересовала бы смерть восьмидесяти пятилетнего слуги и сорванца-подростка. Граф надежно хранил свои тайны.
— Пошлите за констеблем поваренка.
— А когда он явится, что прикажете сказать?
— Скажите правду, что граф убит. А Фрэнк, после того как дело было сделано, пустил себе пулю в лоб.
Старый слуга моргнул.
— Вы вернетесь, милорд?
— Нет.
— Но вы последний в роду!
Майкл представил покрытую шоколадом Энн.
— Ошибаетесь, Денби. Я не последний, а первый.
— Что делать с усадьбой, милорд?
— Я уверен, граф оставил вам средства. Если нет, свяжитесь со мной через мисс Эймс. Она знает, как меня найти.
Если захочет его искать. Но старый дворецкий стоял на своем.
— Вы пэр, милорд, здесь ваш дом и здесь ваши обязанности.
— Вы все перепутали, Денби. Майкл Стердж-Борн умер. Неужели вы запамятовали? Если суперинтендант полиции спросит об этом, скажите, что род Стердж-Борнов прервался.
Дворецкий непонимающе хлопал глазами.
— Стердж-Борн — древняя фамилия, очень уважаемая. Вы совершаете ошибку, сэр.
— Когда возвратится миссис Гетти, передайте, что Фрэнк оставил для нее письмо под матрасом. Скажите, что он ее очень любил. Вы запомнили, Денби?
— Слушаюсь, сэр. — На глазах дворецкого навернулись слезы. — До свидания, сэр.
Денби закрыл за Майклом и Габриэлем дверь. В пронизывающем утреннем воздухе, отсекая все старое, резко щелкнул замок.
На небе розовела бледная заря. Дыхание Майкла вырывалось белесым парком. Его кольнуло острое чувство: он не умер и видел зарождение нового дня.
— Что он тебе предложил? — В горле у Майкла внезапно застрял ком.
— Другого. — Габриэлю не стоило уточнять. Холодный воздух резанул Майклу легкие. Он считал, что за ним охотился один, а их было двое.
— Ты тоже никогда не просил о помощи, Габриэль.
Габриэль откинул голову и посмотрел в небо, словно искал там ответа.
— Наверное, я думал, что не заслуживаю помощи.
— А кто сгорел?
— Ты поверил, что я умер? — выдохнул Габриэль вместе с клубом серебристого пара.
— Да.
— И оплакивал меня? — Он поднял голову, и мужчины встретились взглядами.
— Да.
— И тем не менее решил, что я тебя убью?
Последовала долгая пауза.
— Да.
— Фрэнк явился в дом свиданий неделю назад, — начал Габриэль обыденным тоном. — Мне поручалось передать письмо Энн Эймс. Если бы она не вознамерилась добровольно нанести визит графу, я должен был любым способом заставить ее это сделать. И одновременно отвлечь тебя. А потом и убить.
— Ты сделал копию с письма, которое граф написал Энн.
— Если бы ты не сумел убедить полицию оказать тебе помощь, никто бы из нас не уцелел. Граф предусмотрел все возможности.
Кроме одной! Он не принял в расчет дружбу между мужчинами-проститутками.
— Это я должен был его убить, Габриэль.
— За двадцать семь лет ты нисколько не переменился: такой же голодный. Убийство отняло бы у тебя это качество. Я рад, что хотя бы один из нас еще способен чувствовать. Можешь меня ненавидеть за то, что я сделал, но ненависть лучше, чем полное отсутствие чувств.
— Ты что, ничего не чувствуешь, старина? — спросил Майкл.
Друг ответил прямо и безапелляционно:
— Нет.
Майкл не стал его поправлять, иногда ложь — то единственное, что оберегает человека.
— Что ты будешь делать без своего дома?
— Построю новый.
— И думаешь, что другой к тебе придет?
— Уверен.
Майкл спустился по каменным ступеням. Лошадь ровной гнедой масти в розовом свете зари пощипывала почки с куста. Он грубо дернул ее за поводья и оторвал от завтрака.
