— А как они делаются?
Мари пририсовала еще одну арку к изображению дворца Топ капы.
— Ты ведь не продаешь эти рисунки богатым аристократам-путешественникам, верно?
Мари сделала подпись под картинкой.
Глаза Фатимы алчно вспыхнули; она уже мечтала о цене, которую запросит, если изменит место продажи.
— Хм… я подумаю об этом.
Фатима вытащила еще влажные рисунки из-под руки Мари. Сложив рисунки в картонную папку, она развернулась и ушла.
Ашилла подала Мари чистый лист бумаги.
— Каковы шансы, что один из них окажется в Англии? — спросила горничная.
Мари пожала плечами:
— Шансы очень невелики. Но если бы хоть один из них увидел Беннет, то он бы все понял.
— Из нас получилась неплохая пара, не правда ли?
Беннет поднял глаза на сестру, вошедшую в столовую.
Строгое черное платье Софии не шло к ее бледной коже и золотистым волосам.
— Я ношу траур по человеку, которого не оплакиваю, а ты — по женщине, которую по-настоящему оплакиваешь, — заметила София.
Беннет пожал плечами. Сестра выведала у него имя Мари, но рана была еще слишком свежа, чтобы все это обсуждать. Две недели на корабле и более двух месяцев в Англии не залечили кровоточившую рану. Но правду знала только София; все остальные предполагали, что он носил траур по своему зятю. Однако Беннет даже вспоминать не хотел про этого негодяя и жалел лишь о том, что его убил кто-то другой. Он сам бы с огромным удовлетворением всадил в него пулю.
Его поспешный отъезд из Константинополя оказался ненужным. Супруг Софии умер еще за неделю до его возвращения домой. Несчастный случай на охоте — так было установлено. Но в глазах его сестры появилось какое-то странное выражение, заставлявшее кое о чем задуматься…
— Тебе не нужен был я, чтобы защитить тебя, — сказал он ей однажды.
В тот раз он впервые подошел к вопросу, который собирался задать сестре; Беннет хотел спросить, что же произошло на самом деле.
— Ты был нужен, чтобы напоминать мне, что я достойна защиты, — ответила София.
Казалось, она простила его за то, что он выдал ее тайну отцу и Дартону.
София подняла серебряную крышку с блюда, стоявшего на серванте. Потом вдруг сообщила:
— Наши кузены сегодня остановятся у нас, чтобы выразить свои соболезнования.
— Это которые же?
— Двойняшки Сондеры.
София налила себе чаю.
Беннет поморщился и пробурчал:
— Они по-прежнему одинаково одеваются?
Он постарается быть подальше отсюда, когда они заедут. Сейчас у него не хватило бы выдержки для общения с такими гостями.
София рассмеялась и ответила:
— Вот уж не знаю…
— А они понимают, что он умер два месяца назад? Даже три… — добавил Беннет, нахмурившись.
Он вдруг подумал о том, что за двенадцать лет войны потерял столько друзей, что даже не мог всех их сосчитать.
И еще он потерял Мари… Вот почему его радовал холодный осенний воздух — ведь в такую погоду не увидишь ни одной проклятой бабочки. Но он никак не мог смириться со смертью Мари…
— Они путешествовали по Европе… или что-то в этом роде, — ответила сестра. — По-моему, мать писала тебе об этом.
Тут в дверях появился дворецкий.
— Прибыли господа Сондеры, — сообщил он.
Беннет отставил свою чашку. Бежать было уже поздно.
Вошедшие в комнату молодые люди были одеты в одинаковые сюртуки красно-коричневого цвета.
— Ах, кузен… — сказал один из них, возможно, Тимоти или, может быть, Томас. — Кузен, извините за ранний визит. Однако сегодня после обеда будут скачки, и мы… Мы знали, что вы не станете возражать, если мы заедем пораньше.
Однако София не выглядела горюющей вдовой.
— Мы очень сожалеем о вашей потере, — продолжал гость.
А его брат добавил:
— Да-да, очень.
София сдержанно улыбнулась:
— Благодарю вас за внимание. А как ваше путешествие?
— О, великолепно! Но я завидую вам, Прествуд. Ведь вы столько времени провели в Европе…
Беннет взял со стола газету.
— Да, в самом деле… армейская жизнь идеально подходит для посещения интересных достопримечательностей.
Один из братьев закивал:
— Да-да, конечно. Я всегда сожалел, что мать не позволяла нам вступить в армию офицерами. Мы бы потрясающе выглядели с полковыми регалиями.
Беннет не удостоил это замечание ответом.
София же спросила:
— А где вы побывали?
— О, везде. Хотя в Париже, к сожалению, было неспокойно.
— Как непредусмотрительно со стороны французов, — заметил Беннет. — А у них там не было скачек?
— Расскажите, где вы еще побывали, — попросила София с притворным сияющим видом.
— Надо признаться, мы решили: раз уж у вас умер муж, то мы развлечем вас, показав рисунки, которые мы привезли из нашего путешествия.
Беннет уткнулся в свою газету. Эти молодые люди начали его раздражать.
Несколько минут София делала соответствующие случаю замечания. А затем ее тон изменился:
— О… это просто невероятно! Кто из вас нарисовал это?
Теперь сестра явно говорила искренне.
Любопытство оказалось сильнее Беннета, и он, опустив газету, увидел изображение дворца Топкапы.
— Ни один из нас. Надо признаться, мы нашли рисунок на базаре в Константинополе. Такие сейчас в большой моде. Любой, кто уезжает без рисунка, совершенный «de trope». А лорд Перси купил их семнадцать штук.
Рисунок был выполнен довольно искусно, и Беннет встал со своего места, чтобы получше рассмотреть его. Действительно, рисунок был чертовски хорош. Художник передал всю величественность здания, но добавил чуть-чуть таинственности и… соблазна.
Он присмотрелся и…
Нет, этого просто быть не могло.
Беннет долго вглядывался в рисунок и наконец понял: его могла сделать только Мари.
Беннет выхватил листок из рук кузена и выбежал из комнаты. Кровь стучала у него в ушах, когда он вбежал в библиотеку и поспешил к окну, чтобы снова рассмотреть рисунок. Он никогда не видел, чтобы Мари рисовала что-то еще, кроме растений и насекомых, — но это точно был ее рисунок.
Но кто же продавал ее работы? Какое алчное чудовище продавало работы погибшей при пожаре женщины?
Слова, написанные внизу картинки, наконец-то приковали его внимание.
«Стены из дерева с венами из шелка». Он написал эти строки сразу же, как только приехал в Константинополь. Листок дрожал в его руке, и он положил его на подоконник, чтобы не уронить. Но когда она нарисовала этот дворец? Прошло лишь несколько дней между тем моментом, когда она спасла книгу его стихов, и ее смертью. И большую часть времени он провел с ней.
