— Боже мой, — пробормотала Катя. — Да это… это какой-то кошмар! Я не знаю, зачем Антону понадобилось наговаривать на меня, но клянусь, что не притрагивалась к этому проклятому костюму!
— И мой разлюбезный кузен, конечно же, не просил вас приводить его в негодность, — ехидно вставил Матвей.
— Да я уже сто лет не виделась с вашим кузеном! Наши отношения прекратились после того злополучного вечера у Юшковой, когда он так откровенно ухаживал за Юлией и когда его лошади понесли.
— То есть он уже не ваш любовник? — недоверчиво спросил Матвей.
— Нет! О Господи, ну почему вы не верите мне? И Антон… как это низко и подло с его стороны! Вот так оклеветать женщину, которая не сделала тебе ничего дурного… — не договорив фразы, графиня упала на диван и разрыдалась.
«Проклятье, а ведь она, кажется, не лжет», — подумал Матвей, чувствуя, как его охватывает нестерпимая досада. Если маскарадный костюм Юлии испортила не графиня Шихматова, то кто? По сути, это мог сделать кто угодно, например новая пассия Антона, связь с которой он держит в секрете. Но как же они смогут доказать вину этого мерзавца, если у них нет свидетелей? Оставалось надеяться, что вдвоем с Самборским они как-нибудь сумеют надавить на него и вытрясти признание.
Внезапно Катя перестала плакать и вскочила на ноги.
— Матвей, клянусь, я не портила костюма вашей княжны, — она старалась вложить в свой голос и взгляд как можно больше убедительности. — Да, я не питаю добрых чувств к этой девушке, и это вполне понятно. Но, честное слово, я бы никогда не решилась на такой поступок! У меня не хватило бы смелости… — она помолчала, пытаясь справиться с волнением. — Неужели вы не можете мне поверить?
— Поверить? — иронично переспросил Матвей. — После того, как на одном маскараде вы сыграли со мной и Юлией злую шутку?
Лицо Кати залилось краской:
— Вы имеете в виду маскарад в доме барона Корфа?
— А что же еще, черт побери!
— Но… но ведь это не я, а Лиза… Хорошо, я признаюсь, — с внезапной решимостью выпалила она. — Мы и на этом маскараде хотели устроить Юлии неприятность. Несколько дней назад в Москву приехал младший брат Лизы, бесшабашный повеса. И мы попросили его, чтобы он и его друзья поехали к Нарышкину и пригласили княжну Прозоровскую на все большие танцы. Потом они должны были незаметно исчезнуть с вечера, пока их никто не узнал. И получилось бы, что Юлия большую часть бала простояла у стены: ведь обещанные танцы нельзя отдавать другим кавалерам! Потом бы она поняла, что над ней… подшутили… ну и пусть! Вечер испорчен, а обвинить в этом некого, потому что все «шутники» были в масках.
— Да-а, — покачал головой Матвей, — я вижу, вы с вашей кузиной большие мастерицы по части непристойных выходок.
Катя виновато вздохнула:
— Да, конечно, все это непорядочно, а главное — глупо и мелко. И я бы никогда не призналась вам в этом, если бы вы не обвиняли меня в еще более тяжком проступке… Матвей, неужели вы и теперь не верите мне?!
Ее взгляд, устремленный на него, был таким несчастным и жалобным, что у него на секунду дрогнуло сердце. А ведь он когда-то любил эту женщину, с упоением целовал эти нежные губы, прижимал к себе это прекрасное, гибкое тело, будто созданное для ласк молодого и пылкого любовника! А теперь он стоит перед ней и безжалостно терзает, пытаясь добиться признания в пособничестве Антону. Матвей уже было собрался сказать про свой обман, но тут ему вспомнилось единственное письмо Кати, переданное ему в Петропавловскую крепость — всего несколько сухих, лаконичных фраз: «Я не могу быть женой государственного преступника, к тому же, лишенного наследства. У меня уже появился другой жених, порядочный и достойный человек, и я буду вам очень признательна, если вы перестанете тревожить меня своими записками. В противном случае я буду вынуждена обратиться к властям»…
Вся сентиментальность Матвея мгновенно схлынула, едва он вспомнил эти жестокие, черствые слова, навечно запечатленные в его памяти. Какого черта он должен быть снисходительным, если с ним самим когда-то обошлись иначе? Нехорошо, конечно, получилось, но… он ведь действовал в интересах своей дорогой невесты, а значит, ему не в чем себя упрекать.
— Успокойтесь, графиня, я вам верю, — примирительно сказал он. — Простите, что заставил вас так сильно поволноваться и — прощайте.
— Но что вы собираетесь теперь делать? — спросила она, и ее взгляд снова наполнился беспокойством. — Вы… вы ведь не пойдете к моему мужу, чтобы…
— Открыть ему глаза на вашу неверность? — Матвей усмехнулся и отрицательно покачал головой. — Нет, я этого не сделаю, слово чести. Но и вы, в свою очередь, поклянитесь, что с этого дня больше не будете строить козней против княжны Прозоровской!
— Клянусь своей женской красотой! — быстро ответила Катя.
— А также приложите усилия, чтобы отговорить от подобных затей вашу кузину.
— Да-да, я постараюсь, клянусь вам!
— Смотрите же, сударыня, — строго проговорил Матвей. — Слово чести за слово чести. — С этими словами он сдержанно поклонился и пошел к дверям.
* * *
Матвей рассказал Самборскому о разговоре с Катей, и тот после небольшого раздумья согласился, что графиня едва ли замешана в темных делах бывшего любовника.
— Да, черт возьми, это весьма досадно, — вздохнул он. — Без показаний этой женщины нам будет гораздо труднее прищучить вашего братца… И все-таки я думаю, что мы должны нанести ему визит.
— Несомненно, — согласился Матвей.
— Но, однако, чем бы его припугнуть? — Самборский на минуту задумался. — Слушайте, а что если мы пообещаем ему прощение в обмен на признание? Если вы, конечно, готовы примириться с тем, что он останется безнаказанным…
— Да ради спокойствия Юлии я готов примириться с чем угодно! — горячо воскликнул Матвей. И, выразительно посмотрев на Самборского, прибавил: — Ведь если окажется, что меня пытался убить Антон, значит, никакого «таинственного врага» у нее нет!
Окликнув кучера, Андрей Евгеньевич велел ему ехать в гостиницу, где, по его сведениям, остановился Антон. Горя нетерпеньем, Матвей и Самборский выпрыгнули из коляски чуть ли не раньше, чем та остановилась возле крыльца. Но — увы! — их ждало разочарование. Оказалось, что граф Антон Елагин сегодня утром внезапно, безо всякого предупреждения, покинул гостиницу и на почтовых лошадях отправился в Петербург.
— Ну, и что вы обо всем этом думаете, мой юный друг? — спросил Самборский, как только они снова уселись в экипаж. — Не кажется ли вам, что все это очень подозрительно?
— Еще как подозрительно! Поспешные сборы, внезапный отъезд… Завтра чуть свет мне тоже нужно выехать в Петербург, — решительно заявил Матвей. — Даже если окажется, что это вовсе не Антон подослал ко мне убийц, то я хотя бы разберусь с его долговыми расписками.
