«И позавчера» — подумала Миранда с горьковато-сладким ощущением. «И за два дня до этого тоже». Но почему это всегда всего лишь слова типа «Мне нравится быть с тобой» или «Мне нравится делать это с тобой вместе» и никогда «Я люблю тебя»? Он, казалось, никогда и не побуждал себя произнести эти слова. «Я обожаю тебя», «я обожаю быть женатым на тебе» — эти выражения очевидно, были намного безопасней.
Тернер поймал ее печальный взгляд.
— Что-то не так, киска?
— Нет, нет, — солгала она. — Я только… я просто буду скучать по тебе, вот и все.
— Я буду скучать по тебе тоже, — он поцеловал ее последний раз, а затем встал, чтобы надеть рубашку.
Миранда наблюдала, как он перемещался по комнате, собирая свои вещи. Он подбирал и скручивал в рулоны листы бумаги. Он не собирался ничего говорить, пока она не начала бы первой. И почему он должен? Он совершенно очевидно был доволен положением вещей. Она должна была решить эту проблему, но она была так напугана — так напугана, что он не протянет к ней руки и не скажет, что он всего лишь ждал, пока она признается ему снова, как сильно его любит. Но больше всего она была напугана тем, что он будет лишь неловко мяться и говорить что-то типа вроде того, с чего и начиналось: «Ты же знаешь, как ты мне нравишься, Миранда…»
Эта мысль была столь пугающей, что Миранда начала дрожать и задержала дыхание, боясь вздохнуть.
— Ты действительно уверена, что чувствуешь себя хорошо? — заботливо спросил Тернер.
Как, должно быть, легко было бы солгать ему. Всего лишь пару слов и он остался бы здесь, согревая ее ночью и целуя так нежно, что она вполне могла бы позволить себе поверить, что он действительно любит ее. Но если единственное, в чем они нуждались в своих отношениях, была правда, то она должна была сказать ее.
— Я действительно в порядке, Тернер. Это просто обычная утренняя дрожь. Я думаю, мое тело еще спит.
— Как и еще одна частичка тебя, я полагаю. Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась в то время, пока меня не будет. Меньше чем через два месяца ты должна…
Она криво улыбнулась.
— Вряд ли я об этом забуду.
— Вот и хорошо. У тебя ведь там мой ребенок, в конце концов, — Тернер надел пальто и наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание.
— Мой ребенок также.
— Ммм… я знаю, — он выпрямился, готовясь уйти. — Именно поэтому я так ее люблю уже.
— Тернер!
Он обернулся. Ее голос казался странным, почти испуганным.
— Что такое, Миранда?
— Я только хотела сказать тебе… то есть я хотела, чтобы ты знал…
— Что такое, Миранда?
— Я только хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя, — поток слов сорвался с ее губ, будто она боялась, что если замедлится хоть на секунду, то потеряет всю свою храбрость совсем.
Он застыл так, как будто его тело совсем окоченело. Он ждал этого. Ведь ждал же? И разве это было плохо? Разве он не хотел ее любви?
Он встретился с ней глазами, и он мог слышать, о чем она думала — «Не разбивай мое сердце, Тернер. Пожалуйста, не разбивай мне сердце»
Губы Тернера разомкнулись. За прошедшее время он хотел, чтобы она сказала это снова, но сейчас, когда она это сделала, он почувствовал, как невидимая петля стянулась у него на горле. Он не мог дышать. Он не мог думать. И, конечно, он не мог смотреть прямо, потому что все, что он мог увидеть перед собой, были большие карие глаза, и они выглядели такими отчаянными.
— Миранда, я… — он задыхался словами. Почему он не мог сказать этого? Разве он не чувствовал этого? Почему это было столь трудно?
— Не надо, Тернер, — сказала она дрожащим голосом, — ничего не говори. Просто забудь об этом.
Что-то дрогнуло в его голосе.
— Ты же знаешь, как я забочусь о тебе.
— Желаю хорошо провести время в Лондоне.
Ее голос был сухим и таким опостылевшим, и Тернер знал, что не может оставить все как есть.
— Миранда, пожалуйста.
— Не говори со мной! — выкрикнула она. — Я не хочу слушать твои пустые оправдания, я не хочу выслушивать твои банальности. Я вообще ничего не хочу слышать!
Кроме «Я люблю тебя».
Невысказанные слова тяжело висели в воздухе между ними. Тернер чувствовал, что она ускользает все дальше и дальше от него, но он ощущал себя совершенно бессильным остановить ту пропасть, что раздвигалась между ними. Он знал, что ему нужно было сделать, и это не казалось таким уж сложным. Всего лишь три маленьких слова, Бога ради. И он хотел сказать их. Но он стоял на краю чего-то и никак не мог сделать последний шаг.
Это было неправильно. Это не имело смысла. Он не знал, боялся ли он любить ее, или боялся того, что она любила его. Он не знал, боялся ли он вообще. Возможно, он был просто мертв внутри, с разбитым от первого брака сердцем, не способным на нормальные чувства.
— Любимая, — начал он, пытаясь придумать что-то, что сделало бы ее счастливой. Или, если это было невозможно, просто убрало бы эту опустошенность из ее глаз.
— Не называй меня так, — сказала она так тихо, что он едва смог услышать ее. — Называй меня как прежде, моим именем.
Он хотел вопить. Он хотел кричать. Он хотел трясти ее за плечи и заставить понять, что она ничего не понимает. Но он не знал, как сделать одну из этих вещей и потому он просто кивнул головой и сказал:
— Я увижу тебя через несколько недель.
Она кивнула. Один раз. И затем отвела взгляд.
— Надеюсь, что так и будет.
— До свидания, — сказал он мягко и закрыл за собой дверь.
* * * * *
— Ты много чего можешь сделать с зеленым, — сказала Оливия, перебирая потрепанные портьеры в западной гостиной. — Ты всегда замечательно выглядела в зеленом.
— Я не собираюсь одевать портьеры, — ответила Миранда.
— Да, я знаю, но все хотят видеть лучшее в гостиной, разве ты так не думаешь?
— Я полагаю, есть один такой человек, — Миранда повернулась, дразня Оливию ее запальчивой речью.
— О, прекрати. Если тебе не нужен мой совет, то ты не должна была меня приглашать, — губы Оливии изогнулись в простодушной улыбке. — Я так рада, что ты это сделала. Я ужасно по тебе скучала, Миранда. Хейвербрикс ужасно унылый зимой. Фиона Беннет продолжает обращаться ко мне.
— Отвратительное обстоятельство, — согласилась Миранда.
— От явной скуки у меня появляется желание принять одно из ее приглашений.
— О, прошу тебя, не делай этого.
— Ты же не сердишься больше из-за того инцидента с лентой у меня на дне рождения, правда?
Миранда свела большой и указательный пальцы на расстоянии полдюйма друг от друга.
— Разве что чуть-чуть.
— Слава Богу. Оставим это. В конце концов, ты умыкнула Тернера. И прямо у нас из-под носа, — Оливия все еще немного обижалась, что она была не в курсе отношений своего брата и лучшей подруги. — Хотя, должна признать, он поступил совершенно по-свински, сбежав в Лондон и оставив тебя здесь одну.
