Злые языки, должно быть, заработают с удвоенной силой, обсуждая столь внезапную свадьбу. Впрочем, общество все еще судачит о драке Йена и убийстве неизвестного индийца. Так что у сплетников еще есть чем заняться.
А новобрачным есть что праздновать.
И они праздновали.
День уже клонился к вечеру, и маленькая семья вместе со слугами и вооруженными охранниками отправилась на север, в фамильное имение Йена.
Йен приказал привезти из Лондона прекрасный дорожный экипаж, запряженный шестеркой сильных коней, так что они ехали со всеми возможными удобствами.
Через несколько часов пути они остановились в уютной гостинице и сняли на ночь лучшие комнаты.
Ночь они провели, предаваясь излишествам, описанным в «Камасутре».
Теперь они женаты, и что бы ни делали в постели, грехом не считается. Поэтому они с бесстыдным самозабвением сжимали друг друга в объятиях. С восхитительно бесстыдным самозабвением…
Через несколько часов они лежали, утомленные и совершенно обессиленные, лениво лаская друг друга. Обмениваясь дремотными улыбками.
— Йен, — застенчиво спросила она наконец, — я кое-что хотела тебе сказать…
— Мм, — промычал он, проводя пальцем по ее руке.
— Хочу, чтобы ты знал: я никогда не попытаюсь вытеснить Кэтрин из твоей памяти. Она была твоей первой женой и матерью Мэтью, и я вместе с тобой буду чтить ее память и сделаю все, чтобы вырастить ее сына именно таким, каким она хотела бы его видеть.
Он долго смотрел на нее, а потом нежно поцеловал в распухшие губы.
— Спасибо, дорогая. Ты так великодушна!
Джорджи помедлила, гладя его грудь.
— Какой она была?
— Милая, я не хочу говорить о другой женщине в свою брачную ночь с тобой.
— Ты никогда не упоминаешь о ней. Признаюсь, иногда мне это кажется странным.
Йен нахмурился и повернул к ней голову.
— Джорджи! Что случилось?
Она капризно пожала плечами:
— Может, ты вовсе не хочешь делить со мной эту часть твоей жизни?
— Ничего подобного. Просто эта глава моей жизни зарыта. И я не хочу вновь ее открывать.
Джорджи опустила глаза.
— Что? — терпеливо допытывался Йен.
— Я просто хочу окончательно убедиться, что леди Фолконер ошибалась и в твоем сердце не осталось любви к Кэтрин. Ничего не могу с собой поделать. Да, я немного ревную мертвой. Конечно, ты можешь посчитать это глупым, но я… я только хочу, чтобы ты любил меня больше.
— Джорджиана… — Йен тяжело вздохнул. — Дорогая, знаешь ли ты, что брак с Кэтрин был заключен исключительно по настоянию родителей с обеих сторон?
— Нет. Откуда мне знать, если ты никогда об этом не говоришь?
Она чувствовала, как кровь приливает к щекам. Остается надеяться, что он не примет ее за ревнивую дуру!
— Вот видишь? Она была матерью моего сына, и поэтому я всегда будут чтить ее память, но, поверь, до встречи с тобой никого никогда не любил.
Он приподнялся на локте и бросил на нее лукавый взгляд:
— Доказать тебе?
— О, Йен! Нет! Держись подальше от меня, ненасытное животное, — проворковала Джорджи, правда, не слишком убедительно. Но не прошло и нескольких минут, как она сдалась под напором его ласк, и скоро уже стонала, придавленная его телом.
Летнее небо синело над головами. Стайки пушистых облаков плыли над лоскутными одеялами камберлендских холмов и зелеными лугами, усеянными пасущимися овцами.
Проведя в пути почти неделю, они вот-вот должны были добраться до поместья Йена, Эйлсуорт-Парка.
Джорджи буквально бурлила от возбуждения и радости, прижимая к себе Мэтью. Оба раскрыв рты смотрели в окно, любуясь мелькавшими мимо пейзажами.
Йен, сидевший напротив, слегка улыбался.
— Смотри, мама. Это Хоксклифф-Холл! — воскликнул Мэтью, показывая на вершину дальнего холма. Похоже, ему очень нравилось называть ее мамой. И сейчас он взволнованно пояснил: — Дом Морли! Настоящая крепость!
— Господь милостивый! Хоксклифф-Холл? Знакомое название.
— Здесь выросли твои кузены, и отец тоже, — напомнил Йен и стал рассказывать о своих детских проделках. О том, как убегал из дому, чтобы поиграть с Робертом, Джеком, Дэмиеном, Люсьеном и Алеком.
Джорджи зачарованно слушала воспоминания о походах по зеленым долинам вместе с компанией преданных друзей. О том, как они гонялись за табунами диких лошадей, живущих в лощинах, играли в развалинах древнего замка, который, по слухам, когда-то принадлежал Утеру Пендрагону, отцу самого короля Артура.
— О, я хочу его видеть!
— Обязательно. Может, мы устроим там пикник? — пердложил Йен.
— Ур-ра! — завопил Мэтью. — А Робина возьмем?
— Ну куда же ты без своей тени? Конечно, возьмем, — заверила Джорджи, ласково ероша ему волосы.
Некоторое время экипаж ехал вдоль берега реки Гриффит. Йен пояснил, что титул им присвоили по названию этой реки, которая вытекала из Шотландского нагорья и исчезала где-то в Восточной Англии.
— О, смотрите, рухнувший мост, — пробормотала Джорджи, показывая на зубья деревянных опор, когда-то державших мост.
— Да, — обронил Йен. — Буря уничтожила его много лет назад.
— И ты не приказал его восстановить? — допрашивала она. Должно быть, через мост попасть в дом куда проще.
— Да… но мне нравится уединение, — сардонически ответил он. — Так нас реже навещают незваные гости.
— Хм… — пробурчала Джорджи.
— Постройка мостов обходится очень дорого. Я лучше подожду и сразу закажу железный мост, а не временный, деревянный. Весенняя погода, — продолжал он, тщательно выбирая слова, — в этих местах может быть очень переменчива. Когда снега Пеннинских гор начинают таять, вода в реке поднимается очень высоко.
— Понимаю.
— Мэтью, можешь сказать маме, как вести себя на берегу реки?
— Осторожнее! Не подходи близко, — пропищал малыш, явно подражая взрослым.
— Молодец! — похвалил Йен, и Мэтью немедленно просиял.
— Смотрите! — неожиданно выкрикнул он.
Джорджи взглянула туда, куда показывал его пальчик.
— О, это наша соседка. Вероятно, жена арендатора? — осведомилась она при виде старухи, медленно бредущей по обочине дороги. — Не показывай пальцем, Мэтью. Это невежливо.
Она опустила руку мальчика и, проезжая мимо старушки, дружелюбно махнула в знак приветствия, но в ответ получила пронизывающий взгляд: Джорджи успела заметить сгорбленную спину и длинный плащ с капюшоном. Скрюченные пальцы сжимали корзину с яблоками.
— Что за странная старушка!
— Здешняя повитуха. Все зовут ее матушкой Авессалом. Моя мать всегда благоговела перед ней, — пояснил Йен. — Но, боюсь, теперь она совершенно безумна.
