— Ага. Девушки время от времени спускаются вниз. И в конце концов, сгонять их с колен было бы неучтиво.
— Твоя матушка привила тебе хорошие манеры, — сказала я весьма сухо.
— Помимо всего прочего, я подумал, что мы, может быть, встанем здесь на якорь на эту ночь, — проговорил Джейми, задумчиво глядя на меня.
— Вот как?
— И переночуем на берегу, где найдется место.
— Место для чего? — осведомилась я, подозрительно глядя на него.
— Вообще-то я это планировал, понимаешь?
Джейми обеими руками плеснул воду себе в лицо.
— Что ты там такое планировал?
Перед тем как ответить, он отфыркался и стряхнул брызги с бороды.
— Я думал об этом месяцами, — с воодушевлением заговорил Джейми. — Каждую ночь, сжимаясь, чтобы уместиться в этом проклятом стручке, который здесь именуется койкой, и слыша, как храпит и пускает газы Фергюс, я размышлял о том, что бы я сделал, окажись ты у меня под рукой голая, готовая, и будь у нас помещение, где можно сделать все как надо.
Он ожесточенно потер кусок мыла между ладонями и намылил лицо.
— Ну, можно сказать, я готова, — сказала я, чувствуя себя заинтригованной. — Да и помещение, вот оно, имеется. Что же до наготы…
— Я об этом позабочусь, — заверил меня Джейми. — Это часть плана, смекаешь? Я увлеку тебя в укромный уголок, расстелю одеяло и начну с того, что сяду рядом с тобой.
— Хорошо, предположим, это начало, — сказала я. — А что дальше?
Я присела на койку, а он наклонился ко мне и легонько куснул мочку уха.
— А потом я усажу тебя на колени. И поцелую.
Эти слова были подкреплены действием: Джейми обхватил меня так крепко, что я не могла и шелохнуться, а когда отстранился, на моих чуть припухших губах остался привкус мыла, эля и Джейми.
— Достаточно для первого шага, — сказала я, стирая с губ мыльную пену. — А потом?
— А потом я уложу тебя на одеяло, соберу твои волосы в горсть и испробую губами все твое лицо, и глаза, и горло, и грудь. Думаю, я буду заниматься этим, пока ты не начнешь повизгивать.
— Я никогда не повизгиваю!
— Еще как повизгиваешь. Слушай, дай-ка мне полотенце, а? Затем, — осторожно продолжил он, — думаю, подступлюсь с другого конца. Я задеру твою юбку и…
Его лицо скрылось в складках льняного полотенца.
— И что? — зачарованно спросила я.
— И поцелую то место между бедрами, где такая нежная кожа. Заодно и бородкой пощекочу, а?
Он почесал свой подбородок, размышляя.
— Ну что ж, возможно, — отозвалась я ослабевшим голосом. — А что, по-твоему, буду в это время делать я?
— Ты можешь чуток постонать, чтобы пуще меня раззадорить, но в прочих отношениях будешь лежать смирнехонько.
Судя по его тону, ни в каком «раззадоривании» он ни капельки не нуждался. Одна его рука лежала на моем бедре, тогда как в другой находилось влажное полотенце, которым он обтирал себе грудь. Откинув полотенце, он добрался до меня и этой рукой.
— «Левая рука его у меня под головою, — процитировала я, — а правая обнимает меня. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви»[20].
Белые зубы блеснули в окружении рыжей бороды.
— Больше похоже не на яблоко, а на грейпфрут, — заметил Джейми, тиская мою ягодицу. — Впрочем, скорее на тыкву. Грейпфруты слишком малы.
— На тыкву? — возмутилась я.
— Ага, тыквы, знаешь ли, иногда вымахивают такими же здоровенными. Но двинемся дальше.
Он еще раз стиснул ягодицу и убрал руку, чтобы ополоснуть подмышку с той стороны.
— Ну вот, лягу я, значит, на спину, а тебя положу сверху, во всю длину, чтобы можно было ухватить как следует твои ягодицы.
Он прервал свое омовение, чтобы показать, что значит «как следует». Да так показал, что я невольно охнула.
— И конечно, — продолжил он, — если ты пожелаешь немного подрыгать ногами, похотливо покачать бедрами и по ходу дела попыхтеть мне в ухо, я не слишком буду возражать.
— Чтобы я пыхтела? Этого со мной не бывает!
— Брось, еще как бывает! Что же касается твоих грудей…
— Надо же! Я думала, ты про них забыл.
— Никогда в жизни, — заверил он меня и оживленно продолжил: — Так вот, тогда я сниму с тебя платье, не оставив на тебе ничего, кроме сорочки…
— Нет на мне никакой сорочки.
— О, надо же! Впрочем, неважно, — отмел он этот пункт. — Я хотел сказать, что намерен посасывать твою грудь сквозь тонкий хлопок, пока твои соски не затвердеют у меня во рту, а потом сниму все, что осталось… Но если ничего нет, то обойдусь и без хлопка, так и знай. Итак, учитывая отсутствие рубашки, я буду посасывать и покусывать твои груди, пока ты не начнешь стонать…
— Ничего я не начну…
— И когда в соответствии с планом ты будешь полностью раздета и благодаря моим правильным действиям, возможно, готова…
— Только возможно? — подала я голос.
Губы мои покалывало уже после первого пункта его плана.
— …я раздвину пошире твои ноги, сниму штаны и…
— И?
Ухмылка стала еще шире.
— И мы посмотрим, англичаночка, какие тогда звуки ты будешь издавать.
И тут в дверях кто-то негромко прокашлялся.
— О, прошу прощения, мистер Уиллоби, — сказал Джейми извиняющимся тоном. — Не ждал тебя так скоро. Может быть, ты пойдешь и съешь что-нибудь на ужин? И если да, то возьми эти тряпки с собой и скажи Мерфи, чтобы он сжег их на камбузе в очаге.
Он швырнул драные остатки мундира мистеру Уиллоби и принялся рыться в сундуке, ища сменное платье.
— Вот уж не чаял снова встретиться с Лоренцем Штерном, — заметил он, копаясь в ворохе одежды. — Как его сюда занесло?
— Значит, он и есть тот самый еврей-натурфилософ, о котором ты мне рассказывал?
— Да. Хотя я не думаю, что вокруг нас бродит столько евреев-натурфилософов, что можно в них запутаться.
Я рассказала, как встретилась со Штерном в мангровых зарослях.
— Потом он привел меня в дом священника и… Господи, совсем из головы вылетело! Ты должен ему два фунта стерлингов за Арабеллу.
— В самом деле? — удивленно спросил Джейми.
— В самом деле. Наверное, стоит попросить Лоренца выступить в роли посредника: кажется, священник к нему расположен.
— Ладно. А что случилось с этой Арабеллой? Кто-то из команды совратил ее?
— В принципе, можно сказать и так.
Я набрала воздуха, чтобы приступить к объяснениям, но в дверь снова постучали.
— Одеться спокойно и то не дадут! — раздраженно бросил Джейми. — Ну кто там? Входи!
Дверь отворилась, впустив Марсали, которая, увидев своего отчима обнаженным, испуганно зажмурилась. Джейми торопливо обернул чресла рубашкой, которую держал в руках, и кивнул падчерице.
