Отблески огня, горевшего в камине, сверкали на их влажной коже. Девушки тихо разговаривали, наслаждаясь горячей водой и теплом мерцающего очага. Вымыв густые темные волосы Ишрак, Изольда умастила их благовониями, свернула в тугой узел и заколола на макушке.
– А теперь ты мне голову помой, – попросила она и повернулась так, чтобы Ишрак могла намылить ей спину, плечи и спутанные золотистые кудри. – У меня такое ощущение, будто на моей коже собралась вся дорожная пыль на свете, – сказала она, беря пригоршню соли с блюда, стоявшего рядом с лоханью, и втирая ее вместе с маслом в кисти рук и в плечи.
– У тебя и впрямь в голове целый небольшой лесок вырос, – сказала Ишрак, вытаскивая из кудрей Изольды мелкие веточки и листья.
– Ой, – воскликнула Изольда, – пожалуйста, прочеши мне волосы гребнем как следует! Мне нужно, чтобы они непременно выглядели красивыми и чистыми – я хочу сегодня выйти к обеду, распустив их по плечам.
– И чтобы они красиво вились, да? – поддразнила ее Ишрак, слегка дернув за мокрый локон.
– По-моему, я имею право носить такую прическу, какую хочу! – сказала Изольда, вздернув подбородок. – И, по-моему, никого, кроме меня, не касается, как я свои волосы укладываю!
– О, разумеется, – согласилась Ишрак. – И, разумеется, наш юный следователь даже не заметит, красиво ли завиты у тебя волосы, чистые ли они, лежат ли они свободно на плечах или же скромно подколоты и спрятаны под вуалью.
– Он приносил те же святые обеты, что и я, – строптивым тоном возразила Изольда.
– Только тебя силой заставили эти обеты принести. А теперь они и вовсе ничего не стоят; и он, насколько я знаю, смотрит на этот вопрос примерно так же – ведь церковную клятву он давал в раннем детстве, – разумно и аккуратно закруглила опасную тему Ишрак.
Изольда повернулась и удивленно посмотрела на нее; по ее обнаженной шее стекала мыльная пена, и она невольно смахнула ее рукой.
– Но он поклялся служить святой церкви, – неуверенно повторила она.
– Его отправили в монастырь в таком возрасте, когда он еще не понимал толком, что такое святые обеты. А теперь он стал взрослым. И теперь он смотрит на тебя так, словно и впредь намерен чувствовать себя свободным мужчиной.
Изольда медленно покраснела; нежно-розовый румянец постепенно залил ее всю, от влажного лба до плеч.
– Значит, по-твоему, он на меня как-то особенно смотрит?
– Ты же знаешь, что это так.
– И он смотрит на меня…
– Со страстью.
– Ты не имеешь права так говорить! – возмутилась Изольда.
– Имею и говорю то, что есть на самом деле, – спокойно возразила Ишрак.
– Пожалуйста, не надо…
* * *
А Лука решил перед обедом снова выйти во двор и в последний разок посмотреть на оборотня. Стоя на укрепленной платформе спиной к гостинице, он вдруг заметил, что в оконном стекле противоположного крыла здания отражаются обе девушки, сидящие в своей «ванне». Но, отчетливо понимая, что ему следует немедленно отвернуться и, мало того, опустить глаза и вернуться в гостиницу, он не смог сдвинуться места. Он знал, что этот образ – две обнаженные красавицы-девушки, сидящие в огромной лохани для купанья, – будет пылать в его мозгу и жечь ему душу, точно головня, что он никогда в жизни не сможет забыть столь чудное зрелище: Ишрак, по очереди накручивающая на свой смуглый палец светлые локоны Изольды и втирающая в них душистый бальзам, а потом, приподняв ей волосы и заколов их на затылке, принявшаяся нежно намыливать перламутровую спину подруги. Лука замер, не в силах отвести от них взгляд и понимая, что совершает непростительный грех, подглядывая за ними, и наносит им ужасное оскорбление. Проклиная в душе собственную слабость, он все же заставил себя спрыгнуть с платформы и ринулся в гостиницу, сознавая, что впал в куда более тяжкий грех, чем любование прекрасными женскими телами, чем простая симпатия и уважительное, но чересчур заинтересованное отношение к Изольде: он прямо-таки сгорал от страстной любви к ней.
* * *
Обед в результате получился неудачным; беседа не клеилась, обстановка была странно напряженной. Хотя обе девушки спустились к столу в преотличном настроении; их волосы были еще влажны после купания, и они переоделись во все чистое, отчего обеих не покидало ощущение праздника, словно они явились на торжественный прием. А вот встретившие их мужчины выглядели подавленными. Брат Пьетро с самого начала был против того, чтобы они обедали вчетвером, а Лука больше ни о чем не мог думать, кроме той украдкой увиденной картины – две обнаженные девушки, освещенные огнем камина, с распущенными, как у русалок, мокрыми волосами.
Увидев Изольду, он с трудом смог вымолвить какие-то слова приветствия и молча поклонился Ишрак. Затем, обернувшись к Фрейзе, разливавшему по кружкам пиво и вино, велел:
– Принеси бокалы! Знатные синьоры должны пить из бокалов.
– Они же на столе! Только дурак может их не заметить, – спокойно возразил Фрейзе, старательно избегая смотреть на Ишрак, но ушибленное плечо все же демонстративно потер, словно оно доставляло ему сильные страдания.
Ишрак с улыбкой, явно не испытывая ни малейшего смущения, ласково спросила:
– Ты что, расшибся, Фрейзе?
Взгляд, который он метнул на нее, мог бы наполнить муками раскаяния сердце любой другой девушки. Но не Ишрак.
– Нет, меня просто осел лягнул, – сказал он. – Упрямый и глупый осел, который сам не понимает, что для него лучше.
– Ну так оставь этого осла в покое, – посоветовала она.
– Пожалуй, я так и поступлю, – мрачно согласился Фрейзе. – Никому еще не приходилось мне что-то объяснять дважды. Тем более с помощью силы.
– Но тебя же предупреждали, – ровным тоном заметила Ишрак.
– А я подумал, что этот глупый осел просто испугался, – сказал Фрейзе. – Я думал, он побрыкается и перестанет. Меня бы, например, ничуть какой-нибудь легкий укус не удивил. Ослы, они всегда так: сперва укусят, а потом послушаются. Но вот чего я никак не ожидал, что он так меня лягнет – прямо как чертов мул!
– Зато теперь ты знаешь, чего от него ожидать можно, – заметила Ишрак.
Фрейзе поклонился – прямо-таки воплощение оскорбленного достоинства – и обиженно сказал:
– Да уж, теперь знаю.
– О чем это вы? – спросила Изольда.
– А об этом ты лучше спроси у этой вот синьоры, госпожа моя, – сказал Фрейзе, сильно нажимая на слово «синьора».
Изольда, удивленно приподняв бровь, посмотрела на Ишрак, но та отвела глаза, что означало полнейшее нежелание отвечать; и больше на эту тему обе девушки не заговаривали.
– Ну что, Фрейзе, мы всю ночь будем обеда ждать? – спросил Лука и вдруг понял, что сказал это слишком громко и раздраженно – в общем, с какой стороны ни посмотри, а он вел себя за столом, как испорченный мальчишка. – Фрейзе, я спрашиваю: обед готов или нет?
