По словам кучера, поезда железной дороги Шотландского нагорья регулярно курсировали между Инвернессом и Пертом. Вероника намеревалась провести эту ночь в гостинице, но не в Инвернессе, а в Перте. Хоть и с задержками, но все-таки они могли продвигаться вперед, путешествуя ночью.
Однако в настоящий момент Вероника хотела только одного: оказаться возле гудящего в камине пламени и медленно мелкими глотками пить горячий чай. Вероника закрыла глаза и почти почувствовала жар этого пламени кончиком носа. Возможно, не помешал бы тост и лепешки, так мастерски выпекаемые поварихой. У нее они получались почти такими же вкусными, как у ее матери.
Веронике повезло: Элспет оказалась приятной спутницей. Ее не тревожила ярость бури, а молнии и голод oна переносила легко.
— У тебя большая семья, Элспет? — спросила Вероника.
— Четверо братьев и три сестры. Конечно, мои ма и па, бабушка Мэри и с десяток племянников и племянниц. Хотя, возможно, с прошлого года их число увеличилось.
— Года? — удивилась Вероника.
— Но ведь до Перта далеко, ваша милость, — ответила Элспет и отвела глаза, по-видимому, смущенная. — Да и плата за проезд на поезде...
Элспет не сказала вслух, что оплата дорожных расходов оказалась ей не по карману. Возможно, сейчас было как раз подходящее время, чтобы узнать у нее, какова оплата труда слуг в Донкастер-Холле. Вероника добавила эту статью к списку вещей, которые ей требовалось обсудить с Монтгомери.
Если бы, конечно, Монтгомери захотел снова поговорить с ней.
Вероника все-таки надеялась, что у их брака могло быть будущее. Хотя Монтгомери не питал к ней ничего, кроме плотской страсти.
Наконец они прибыли в Инвернесс и убедились в том, что пропустили самый удобный поезд. Следующий отправлялся только через три часа.
— Ты вернешься обратно в Донкастер-Холл? — спросила она кучера.
Он покачал головой:
— Подожду вас здесь, ваша милость. Иначе вам придется нанимать экипаж, чтобы он отвез вас домой.
Вероника кивнула, потом вручила ему немного денег из своего ридикюля.
— Тебе потребуется еще? Как ты думаешь?
Кучер опустил глаза на свою ладонь с деньгами:
— Это очень щедро, ваша милость. У меня здесь есть друзья. К тому же миссис Броуди вручила мне список запасов, в которых она нуждается.
— Сомневаюсь, что задержусь больше чем на день-другой, — сказала Вероника.
Они договорились, что он встретит ее завтра на станции, а если ее не будет, то на следующий день. Кучер почтительно дотронулся до полей своей шляпы, кивнул ей и удалился.
После часа ожидания на неудобной и жесткой деревянной скамье их проводили в первый класс, объяснив, что они могут подождать поезда там.
Вероника все еще не могла привыкнуть к тому почтению, которое ей оказывали, но Элспет обращалась к ней, называя ее «ваша милость», а начальник станции, должно быть, услышал это.
— Расскажи мне о Килмарине, — попросила Вероника.
Мысли о Монтгомери вызывали у нее попеременно то печаль, то гнев.
— Что бы вы хотели узнать, ваша милость?
— Все, что угодно.
Элспет нахмурилась:
— Он на холме, ваша милость, и это довольно большое селение. Я никогда в нем не бывала, но оно хорошо заметно из Перта. Все знают о Килмарине и о Туллохах. Все они живут в окрестностях Перта.
— Расскажи о Туллохах.
— Я всегда думала, что выйду замуж за одного из Туллохов, и мое сердце откликнулось, когда я увидела Робби, приехавшего навестить родных, и достаточно было одного моего взгляда.
Лицо Элспет осветилось нежностью.
Почему так происходит, что некоторым людям любовь дается легко и радостно, а другим приходится за нее бороться? У некоторых идет все гладко, им не приходится преодолевать горы и переправляться через ущелья, выражаясь фигурально, а любовь их похожа на спокойный океан.
Вероника испытывала страсть к Монтгомери, но была ли при этом спокойной? Они с трудом притирались друг к другу, и иногда это раздражало, часто возбуждало, но никогда не приносило покой.
— Здесь на мили все Туллохи, — сказала Элспет с улыбкой. — Это все равно что быть одним из Фэрфаксов, — добавила она. — Если вы сами не из Туллохов, то выйдете замуж за одного из них.
— Что ты имеешь в виду, говоря «одним из Фэрфаксов»?
Элспет улыбнулась:
— Ну, я не хочу сказать, что все на свете Фэрфаксы. Но почти все в Донкастер-Холле. Например, дядя Робби был Фэрфаксом, почти все горничные так или иначе связаны с семьей. И даже мистер Керр.
— Мистер Керр? — спросила Вероника удивленно.
— Его мать была из Фэрфаксов. А вы не знали?
Вероника покачала головой.
Внезапно Элспет выпрямилась.
— Ваша милость, — сказала Элспет, глядя в окно, откуда просматривалась станция.
— В чем дело?
— Лорд Фэрфакс только что вошел в станционное здание, — сказала Элспет. — И вид у него не слишком довольный. И с ним мой Робби.
Вероника с такой силой сжала руки, что ей стало больно.
Несколькими минутами позже дверь в конце вагона открылась. В двери стоял Монтгомери, занимая собой все пространство проема. За его спиной маячил Робби, и вид у него был такой, будто он предпочел бы находиться где угодно, но только не здесь.
Монтгомери сделал шаг в сторону, позволив Робби войти в вагон. Вероника поднялась с места и двинулась по проходу вперед, дав Робби возможность сесть рядом с Элспет. К счастью для всех, вагон в этот момент был пуст.
— Жена! — произнес Монтгомери, и взгляд его замкнулся на ее лице.
Стороннему наблюдателю он мог показаться бесстрастным.
Вероника же почувствовала его ярость, не говоря о том, что его синие глаза были холодны, как ледышки.
— Муж! — отозвалась Вероника таким же ледяным тоном, каким заговорил с ней он.
Монтгомери стоял, расставив ноги и сжимая руками дверную раму по обе стороны от себя. Пар раздувал полы его сюртука и ерошил волосы.
— Нам с тобой надо поговорить.
Сознавая, что пара у них за спиной испытывает любопытство, Вероника направилась к выходу, но остановилась на площадке.
Монтгомери продолжал хранить молчание, и от этого ее раздражение возрастало.
Она по-настоящему устала от его вечной сдержанности. И сложила руки на груди, приняв решение оставаться упрямой, как всегда.
— Я не пыталась тебя убить, — яростно сказала Вероника.
— Мне надо, чтобы ты меня убедила.
— Нет, — покачала она головой. — Я не собираюсь тебя убеждать. Думай, что тебе угодно.
— Почему ты уехала?
Глаза Вероники широко раскрылись.
— А ты полагал, будто я останусь в Донкастер-Холле после того, как ты обвинил меня в покушении на свою жизнь?
— Но ты ничего не отрицала.
Если бы у Вероники под рукой оказалось что-нибудь подходящее, она швырнула бы это ему в голову.
