— Жизнь не предоставляет нам выбора.
Вероника усмехнулась:
— Да, это так. Что бы ты выбрал, Монтгомери? Видеть в ней только мрак и отчаяние? Почему бы нам не выбрать немного радости и счастья?
— Но это не жизнь, Вероника.
— О, Монтгомери! Именно это и есть жизнь, а вовсе не то, что мы испытали за последние несколько лет.
Похоже, его удивили ее слова.
— Я бы не стала забывать том, что с тобой случилось, Монтгомери, не стала бы сбрасывать этого со счетов. Знаю, что это звучит жестоко, но случившееся сделало тебя таким, какой ты сегодня. Ты обращаешься с людьми достойно и с уважением. Ты обеспечил мое будущее, чтобы я никогда больше не оказалась в положении Кэролайн. Теперь я это понимаю. И все же то, что случилось с тобой, заставило тебя отстраниться от жизни. Однако твоя жизнь будет продолжаться независимо от твоей воли и участия, хочешь ты того или нет, Монтгомери. Я это отлично знаю.
Он нахмурился.
— Кэролайн должна была сказать тебе, что требуется. Она должна была сказать тебе: «Монтгомери, возвращайся домой. Мы умираем от голода. Нам нужна помощь».
— Ее вырастили не так, как тебя. Она не обладала такой прямотой.
— Значит, предполагалось, будто ты сам догадаешься, что нужно делать? Предполагалось, что ты должен был угадать ее мысли и желания? Я обладаю «даром», Монтгомери, но даже я не могла бы этого угадать.
— Ты высмеиваешь мое прошлое, Вероника.
— Нет, — сказала она, качая головой. — Не высмеиваю. Просто не могу понять, почему ты сожалеешь о своих действиях, Монтгомери. Но как можно сожалеть о том, что не случилось? К тому же, — добавила она, — Кэролайн не хотела бы этого.
— Как ты можешь знать? — спросил он, чувствуя, как в углах его губ зарождается улыбка.
— Потому что ты чувствуешь ее. Потому что ее мысли с тобой. Потому что ты любил ее, а она тебя.
— И этого достаточно? Достаточно любви?
Она кивнула:
— Конечно, Монтгомери. Конечно, этого достаточно.
Он готов был что-то сказать, но на нижней ступеньке вдруг появился пассажир. Монтгомери посторонился, взял ее за локоть и прошептал ей на ухо:
— Возвращайся со мной домой.
— У меня есть дело, — ответила Вероника и рассказала ему о бабушке Элспет.
— Опять это проклятое зеркало.
— Если бы не это зеркало, — сказала Вероника, — мы бы не встретились.
Монтгомери улыбнулся, и ямочки на его щеках стали заметнее.
— Мы бы встретились, Вероника. Что-то подсказывает мне, что судьба позаботилась бы об этом.
Она не была уверена, что и в самом деле услышала то, что он произнес потом, поскольку подобное замечание было совсем не в духе Монтгомери.
— А возможно, духи послали мне тебя.
Глава 29
Вершины Северного нагорья уступили место холмам Перта, как если бы эта часть Шотландии была древнее и горы износились до кочек. Килмарин, гнездо Туллохов, находился на вершине самого высокого холма, и добраться до него было можно только по извилистой горной дороге. Прочная шотландская крепость из темно-красного кирпича, высотой в четыре этажа не выглядела гостеприимной.
— Коттедж бабушки находится немного в стороне от самого Килмарина, — сказала Элспет. — Бабушка не любила, когда кругом слишком много людей.
Она в смущении посмотрела на Монтгомери.
— Из ее коттеджа открывается отличный вид на дорогу. Как и из Килмарина, — добавила Элспет, поднимая глаза на замок. — Она известна тем, что швыряла сверху разные вещи на заблудившихся людей, по ошибке выбравших верхнюю дорогу.
— Наверное, лучше, если ты отправишься вперед, — предложила Вероника.
— О, она меня не узнает, — возразила с легкостью Элспет. — Ее зрение понемногу убывает.
Монтгомери посмотрел на девушку, и на его губах появилась легкая улыбка.
— Твоя бабушка напоминает мою тетю Мэдди.
Вероника вопросительно посмотрела на него.
— Она сестра моей матери, — пояснил он, — и имела обыкновение носить сорочку поверх одежды.
Вероника прижала руку к губам.
— Все в порядке. Просто она любила всех смешить. И приходила в восторг, шокируя моего отца. Помню, как однажды в детстве я видел его беснующимся, когда тетя Мэдди запустила живую курицу в его библиотеку.
— И что с ней случилось? — спросила Вероника и тотчас же пожалела о своем вопросе, потому что меньше всего ей хотелось снова повергать мужа в печаль.
Улыбка Монтгомери потускнела.
— Однажды она вывела лодку на середину реки и утопилась.
Вероника взяла его руку и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Сожалею.
— Я приходил к ней на могилу и разговаривал с ней. И всегда у меня возникало чувство, будто она рядом и слышит меня. Это одна из причин, почему я тоскую по Виргинии.
— По могилам?
Он посмотрел на их переплетенные пальцы.
— По воспоминаниям.
— Воспоминания мы храним в сердце, — сказала Вероника тихо. — Как я храню память о родителях. Мои родители здесь, а не в той черной яме в земле.
Путешествие из Инвернесса заняло больше времени, чем Вероника предполагала. Они ехали ночью, но на полпути в Перт остановились у дороги и простояли там несколько часов. Она уснула, положив голову на плечо Монтгомери. На рассвете они прибыли в город и после завтрака предпочли отправиться к бабушке Элспет вместо того, чтобы остановиться в каком-нибудь из отелей.
Наемный экипаж с трудом преодолевал крутой подъем, и несколько раз Вероника хотела было передумать и вернуться в Донкастер-Холл. Но карета не смогла бы развернуться на столь узкой дороге, и оставалось только продолжать путь. Вероника крепко сжимала руку Монтгомери и старалась сосредоточиться на том, чтобы почувствовать настроение остальных пассажиров.
И Элспет и Роберт излучали удовлетворение. Их любовь друг к другу была полной и безусловной, простой и искренней. Она не сомневалась в том, что счастье Элспет, именно такое, как открыло ей зеркало Туллох Сгатхан, сбылось. А что угадывалось в Монтгомери? Как и всегда, Вероника ощущала бурю противоборствующих чувств: любопытство, облегчение и столь неожиданное счастье, что она невольно улыбнулась.
К общей радости, они теперь повернули на запад и некоторое время удалялись от крепости, пока наконец карета не остановилась.
Вероника смотрела на плато, ничуть не удивленная видом одинокого коттеджа посреди него. Вершина холма была будто срезана, а в центре него воздвигнут домик старой Мэри. Этот дом скорее походил не на коттедж, а на хижину, и ее вид напоминал перевернутую чашку. Стены вдавились внутрь, несомненно, из-за тяжести соломенной крыши.
Они вышли из кареты и медленно направились к дому, и по мере их приближения к нему Вероника насчитала не менее трех птичьих гнезд на соломенной кровле. Рыжая белка перебежала им дорогу, поднялась на задние лапки и сердито что-то залопотала, а потом скрылась.
