— Дорогая моя, моя маленькая возлюбленная, — тихо сказал он. — Почему ты убежала от меня? Почему ты заставила меня вынести то, что я вынес за последние два дня?
— Я должна была… удостовериться, — пробормотала Корнелия.
Она с трудом говорила, сердце стучало молотом в горле, а от взгляда герцога все вокруг кружилось.
— Ты никогда не страдала так, как я, — сказал он. — Временами мне казалось, я сойду с ума от одной мысли, что могу потерять тебя.
— Я должна была удостовериться, — снова повторила Корнелия.
— Тот мужчина, которого ты любила… Думая о нем, я превращался в убийцу. Я бы мог убить его и возрадоваться этому!
— Этим мужчиной был ты.
— Наверное, идея была недурна, потому что теперь я знаю, что такое сходить с ума от ревности. — С минуту герцог улыбался. — Наверное, будет безопасней, если ты вновь начнешь носить свои темные очки!
— Нет, ни за что! — воскликнула Корнелия. — Я выбросила их.
— А не можем ли мы выбросить еще в придачу все наши горести и непонимание?
— Надеюсь на это.
— Господи, как долго тянулись дни в Париже! — воскликнул он. — Какая была скука, когда я считал мгновения и жаждал увидеть свою Дезире. Как ты сумела так хитро меня провести? Как ты могла мучить меня таким адским образом?
Корнелия улыбнулась.
— Иногда это было тяжело, — сказала она, — но я тоже с нетерпением ждала вечера.
— Ты сводила меня с ума, — сказал герцог. — Те вечера, когда ты не позволяла мне прикоснуться к тебе, не позволяла даже взять тебя за руку. Это было выше человеческих сил, когда ты смотрела на меня из-под этих длинных ресниц, и твоя кожа была такой белой и зовущей, а губы алыми. Дезире — я не могу называть тебя никак иначе — ты навсегда останешься желанием моего сердца. Я знаю, мы оба нашли то, что искали всю свою жизнь.
— А ты уверен… на этот раз?
— Совершенно уверен. И подумать только, еще сегодня утром ты выслушивала мои объяснения, заставляя мучиться унижением презренного человека и держала в неизвестности, согласишься ли развестись со мной. Как-нибудь я накажу тебя за это, а пока я хочу только поцеловать тебя.
От этих слов Корнелия затрепетала под его взглядом, и румянец покрыл ее щеки. Она не могла ошибиться в выражении его лица, в огне, вспыхнувшем в его глазах, в его жадных губах, но он так и не дотронулся до нее.
— Ты моя, Дезире, — сказал он немного хрипло, — моя, как я мечтал. И что бы ты ни делала, что бы ни говорила и как бы ни просила меня, тебе никогда не удастся снова скрыться от меня. Я слишком хорошо знаю, что такое жизнь без тебя, и теперь, когда я поймал тебя, ты моя на веки вечные. Ты и теперь любишь меня, а в будущем полюбишь еще сильнее. Я научу тебя, что значит любить, милое, смешное дитя, нарядившееся как опытная женщина, умудренная жизнью, но не знающая о ней ничего! Завтра мы вновь отправимся в путь. Я повезу тебя в настоящее свадебное путешествие. Путешествие, дорогая, в котором мы будем вдвоем день и ночь!
Я многое хочу узнать о своей жене, Дезире. Я хочу узнать о ее прошлом, о ее жизни до того, как она встретила меня. Я хочу быть уверенным, что ее будущее связано только со мной. Во мне еще не совсем умер страх потерять тебя или» услышать, что ты принадлежишь кому-то другому.
Я накажу тебя за свое отчаяние и волнение, за жуткие часы, проведенные без тебя, накажу тебя тем, что ты станешь, по твоим же словам, дорогая, необузданной и шальной, и запросишь пощады. Но я не буду милосердным! И ты не сможешь скрыться от меня.
— Я не захочу… скрываться, — прошептала Корнелия.
— Даже если бы ты и захотела, все было бы напрасно!; Мы уедем куда-нибудь, где сможем быть только вдвоем — только я и ты, моя любимая. Но сначала я хочу услышать от тебя, моей жены, то, что ты моя! Скажи это!
Он ждал, и теперь без просьбы Корнелия взмахнула ресницами и посмотрела ему в лицо. Она была чересчур переполнена счастьем, чтобы говорить, и с легким возгласом более красноречивым, чем тысячи слов, бросилась к нему в объятия. Он обнял ее с яростной силой, его сердце билось рядом с ее сердцем, и тогда она услышала, как собственный голос, шедший как бы издалека, прошептал слова, которые он ждал от нее:
— Я люблю тебя… Дрого. Я люблю тебя… и я твоя, вся без остатка. И всегда была.
Он обнял ее еще крепче и прижался губами к ее губам; затем она почувствовала, как его рука коснулась ее волос и бриллиантовые заколки рассыпались по полу, а на лицо ее упали шелковистые пряди.
Он поднял ее высоко на руки, его лицо осветил триумф. Он был завоевателем, победителем, путешественником, который достиг цели своих странствий! Ее волосы рассыпались по обнаженным плечам, свешиваясь до пола, и он понес ее через комнату, через огромный мраморный холл наверх по лестнице.
Но, мадам, это немыслимо… (фр.).
О! Англичане! (фр.).
Мадемуазель так элегантна и соблазнительна! (фр.).
