И хотя молодой человек произнес последнюю фразу шутливым тоном, было видно, как сильно очаровала его Анжелика.
Одиже уже лишился своей привычной самоуверенности, и его стоило лишь подтолкнуть, чтобы он рухнул к ее ногам.
Из кухни раздался приглушенный крик, а затем послышался шум разбивающейся посуды. Дверь с силой распахнулась, и на пороге появился Давид. Рукава его куртки были закатаны и являли миру худосочные бицепсы.
Казалось, Одиже не понимает, чего хочет этот поваренок.
— Это ваш младший брат?
— Нет, это племянник мэтра Буржю, и уже замечательный повар.
— Для повара он не слишком плотен… впрочем, он и не очень приветлив. Почему он показывает мне кулаки?
Одиже небрежно положил руку на гарду своей шпаги.
— Вы не умеете драться голыми руками? — завопил Давид фальцетом, что вызвало лишь холодную улыбку на лице дворецкого.
— Оставь свои глупости, Давид! — строго приказала Анжелика.
Бедный юноша уронил руки и стал похож на нашкодившего ребенка. Но он не желал уступать поле боя и все-таки пробормотал:
— Мой дядя не любит клиентов, которые ничего не заказывают и лишь отнимают наше время.
— Ты прав, мальчик, — весело одобрил его Одиже. — Принеси-ка нам скорее кувшинчик хорошего вина за мой счет.
— У нас не таверна. Сюда приходят, чтобы поесть.
— И во сколько приходят?
— Весной — не раньше восьми часов.
— Короче, ты выставляешь меня вон. Хорошо, мы не будем ссориться. Я вернусь в другой раз.
Одиже встал и изящным жестом набросил плащ на плечи. Он улыбнулся Анжелике, и она нашла, что у него красивый рот, полный и отлично очерченный.
— Но я вернусь, прекрасная хозяйка таверны… Я приду за ответом. Не сомневайтесь, я говорил совершенно серьезно. Подумайте как следует!
Анжелика заставила себя рассмеяться.
— Как вы можете быть столь беспечным? Выйти за вас замуж? Но ведь вы ничего не знаете о моих талантах хозяйки!
— О, я знаю о вас многое. Я знаю, что в области кулинарного искусства вы — волшебница, впрочем, это не столь важно, потому что я и сам повар. В остальном я готов принять вас такой, какая вы есть, — жизнерадостно сообщил молодой мужчина.
И, отвесив глубокий придворный поклон, он удалился.
Вечером, дождавшись ухода последнего клиента, Анжелика сообщила мэтру Буржю о визите Одиже.
— Он уверял меня, что получит свой патент в самое ближайшее время. Я долго размышляла над этим и полагаю, что мы не должны больше терять ни секунды. Вы тоже думаете, что…
— Естественно, думаю, — воскликнул ротисье, отчаянно жестикулируя. — Но даже если бы я и не думал, то это ничего бы не изменило.
— Вы позволяете мне действовать по своему усмотрению?
— А ты когда-нибудь действуешь по-другому? Действуй, девочка моя, действуй! Ты отлично знаешь, что все эти грандиозные планы меня беспокоят. Я чувствую, это плохо закончится.
— Конечно, все мои планы могут провалиться, но мы ничем не рискуем, если только попробуем.
— Попробуй, девочка моя, попробуй.
В тот день был черед мэтра Буржю заступать в караул на дежурство, поэтому хозяин «Храброго петуха» отправился за своей алебардой.
Анжелика спросила разрешения переночевать в комнате, которую занимала до переезда на улицу Фран-Буржуа. Время было поздним, и молодая женщина чувствовала, что ее силы на исходе. Ей уже случалось и после переезда оставаться на ночь в доме Буржю. Анжелика не волновалась за детей, ведь они находились в спокойном квартале, в окружении добропорядочных соседей. И собака Пату тоже была там.
— Ну конечно, оставайся. Этот дом принадлежит тебе… тебе все принадлежит…
— Мэтр Буржю, — огорчилась Анжелика, — вы так говорите, будто мое присутствие вам в тягость.
Ротисье рассмеялся и потрепал ее по щеке.
— Ты — солнце моего дома, а я — старый дедушка-брюзга… Бог мой! Ты должна бы уже это знать!
С улыбкой умиления Анжелика смотрела, как толстяк удаляется, семеня ножками. В одной руке алебарда, в другой — фонарь.
Затем она закрыла окна, накинула засов на дверь, поднялась в комнату и со вздохом облегчения растянулась на постели. Она еще не совсем погрузилась в сон, когда услышала, как скрипят ступени лестницы. Дверь приоткрылась, и бледный отблеск свечи позволил угадать силуэт Давида.
— Госпожа Анжелика?
Она приподнялась.
— В чем дело? Чего ты хочешь?
Свет свечи отбрасывал причудливые тени. Давид дрожал с головы до ног.
— Это ведь неправда? Вы ведь не собираетесь… не собираетесь выходить за него замуж?
Анжелика зевнула.
— Так вот что тебя мучает, мой бедный Давид! Ты так ничего и не понял, дурачок? Этот господин красив, богат, он считает себя неотразимым и думает за мной приударить, чтобы заморочить мне голову и сколотить себе кругленькое состояние, единолично торгуя шоколадом. Но он может ждать еще долго. Завтра мы оба отправимся к купеческому старшине, чтобы подтвердить законность твоего патента, и таким образом докажем, что преимущественное право на производство этого напитка принадлежит именно нам.
— Тогда… Тогда это все неправда? Все это было не по-настоящему? Молодой господин вам не нравится? Но вы смотрели на него с такой странной улыбкой!
— Мне было необходимо усыпить его подозрения. И вообще, какое ты имеешь право меня судить? Разве с тех пор, как я здесь, ты замечал, чтобы я заводила с кем-нибудь шашни? Ты думаешь, что при моей работе в харчевне да еще и с моими материнскими обязанностями у меня остается время на подобные глупости?
Юноша медленно подошел к кровати и поставил подсвечник на ночной столик. Он глубоко вздохнул.
— Как я счастлив! — восторженно воскликнул Давид. — От одной только мысли, что этот мужчина прикасается к вам, я с ума схожу.
Он закрыл глаза, задумался и произнес:
Пять прелестей одной красотки
Притягивают взгляд мой робкий.
Две ручки аппетитные весьма
И пара глаз свели меня с ума.
А коль галантным выглядеть хочу,
О пятой, самой главной, промолчу…
— Ох, Давид! — рассмеялась Анжелика. — Где ты раздобыл эти вирши?
— Грязный Поэт, он написал для меня стихотворение. Я… я спросил у него, как мне дать вам понять, что я вас люблю. Но вы смеетесь! — вскричал бедный мальчик. — Вы всегда насмехаетесь надо мной!
— Тише! Ты перебудишь всех соседей! Я смеюсь, потому что ты хоть и высокий, а все равно — дурачок. Ты прекрасно знаешь, как и все вокруг, что этот ужасный Грязный Поэт — плут и бесстыдник. Ну ладно, теперь иди и ложись спать.
