— То, что ты им платишь, еще не дает тебе права кричать на них! Твои крики и вопли показывают, что ты совершенно их не уважаешь. Я этого не выношу! — Она топнула ногой.
— Но на тебя-то я не кричу, верно? — Он посмотрел на нее чистосердечным взглядом ни в чем не повинного человека и широко раскрыл ей свои объятия.
— Нет, и пробовать не советую. Я этого не потерплю, предупреждаю тебя! Ты похож на избалованного ребенка, которому не позволяют капризничать. Когда взрослый человек так ведет себя, это выглядит нелепо!
— Да, мамочка! — Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Его серые глаза озорно блестели.
— Я говорю серьезно, Алекс! — Отвернувшись от его коварной улыбки, из-за которой она терпела поражение в любом споре, Энн продолжала: — Мне уже пришлось столкнуться с инфарктом, и я не хочу снова переживать весь это ужас.
— А что, я в самом деле такой плохой?
— Ох, Алекс! Не просто плохой — ты невыносимый! — Она почувствовала, что улыбается. — Не понимаю, почему я не могу долго на тебя сердиться?
— Потому что ты любишь меня! Иди-ка сюда. — Он похлопал себя по колену, рассчитывая воспользоваться видимой переменой к лучшему в ее настроении.
— И не подумаю, пока ты не извинишься перед Фионой!
— Я никогда ни перед кем не извиняюсь! — величественно объявил Алекс.
— Значит, самое время начать! — посоветовала Энн.
Алекс понял, что ему не удастся ее смягчить. Он встал и, нарочито громко вздыхая, направился к Фионе. Потом, извинившись перед ней по всем правилам, вернулся и обнял Энн.
— Меня страшно возбуждает, когда ты сердишься, — сообщил он. — Ты становишься тогда похожей на приставленную ко мне в детстве няню-англичанку. Как ты думаешь, что сказали бы на это психоаналитики? — продолжал он, покрывая ее лицо нежными, чувственными поцелуями.
— Ты никогда не принимаешь меня всерьез, да? — вздохнула Энн.
— Ошибаешься, любимая, я отношусь к тебе более чем серьезно. — И Алекс крепко прижал ее к себе.
Ее гнев, как всегда, растворился в огне их взаимной страсти.
На следующий день Фиона получила букет цветов и дорогую брошь от Картье. На некоторое время мир был восстановлен. Но это был зыбкий мир, и Энн была не единственной, кто с тревогой ждал новых вспышек. Ко всеобщему удивлению, они больше не повторялись, во всяком случае, были не такими бурными, как прежде. Алексу по-прежнему случалось выходить из себя, но теперь он старался сдерживаться и обычно ограничивался тем, что выбегал из комнаты, хлопнув дверью. Счета за сломанные телефоны продолжали поступать, но уже стало ясно, что он гораздо чаще срывает плохое настроение на неодушевленных предметах, чем на людях.
В один из ближайших уик-эндов Фей приехала к ним в «Кортниз». Энн, как всегда, радовалась встрече с дочерью, но ей, кроме того, очень хотелось услышать новости об остальных членах семьи. Она не прекращала попыток повидаться с сыном, посылала ему и Салли приглашения то на обед, то в ложу Алекса в опере, предлагала погостить в Гэмпшире, но Питер продолжал хранить молчание.
— Как они поживают? — спросила Энн, как только они остались одни в спальне, отведенной Фей.
— У них все хорошо. Правда, насколько мне известно, у Питера возникли какие-то затруднения в колледже, связанные с субсидиями на исследования и его членством в ученом совете. Естественно, его характер от этого не стал лучше. Но Адам здоров, и Салли чувствует себя нормально. Я привезла тебе фотографии. — Фей вынула из сумочки два конверта.
Энн быстро просмотрела фотографии, потом любовно разложила их на полу, опустилась на колени и стала внимательно разглядывать.
— Я скучаю по ним, особенно по Адаму, — сказала она, поднимая глаза на дочь. — Думала, что справлюсь с этим, но мне нелегко. Я все стараюсь убедить себя, что больше не переживаю, но мне это не удается. До сих пор не верится, что со мной случилась такая беда.
— Бедная мамочка! — Фей присела на ковер рядом с матерью и обняла ее. — Может быть, Питер еще образумится. Все дело в его проклятой гордости, ну, а кроме того, он теперь сообразил, как глупо вел себя с Алексом.
— Что ты имеешь в виду?
— Джордж и Лидия пригласили их на обед, надеясь объяснить Питеру, кто такой на самом деле Алекс. Джордж, видимо, сразу понял это, ему известно, что Алекс чудовищно богат и чем дальше, тем больше преуспевает. Сама понимаешь, Питеру трудно было признать, что он был не прав. Он совсем взбесился и стал выяснять, каким образом Алекс разбогател. Тут уж Джордж добавил масла в огонь: он заявил, что птицы такого высокого полета, как Алекс, предпочитают не распространяться о происхождении своего состояния! Это оказалось Питеру на руку — он тут же высказал предположение, что Алекс связан с мафией или торгует наркотиками. Ну, Джордж, ясное дело, покатился со смеху, как рассказала мне Салли, и это доконало Питера.
Энн посмеялась вместе с Фей, но почувствовала, как терзающие ее тайные сомнения из-за скрытности Алекса торжествующе вырвались на поверхность сознания, и замолчала. Фей с беспокойством посмотрела на мать. Энн через силу улыбнулась, но улыбка не замедлила сойти с ее лица, уголки губ опустились.
— Что с тобой, мамочка? — тревожно спросила Фей?
— Все в порядке, дорогая! — Энн сжала руку дочери. — Упоминания о Питере достаточно, чтобы стереть улыбку с любого лица. — Она нервно рассмеялась.
— Это правда? Ты избавилась от своего постоянного беспокойства? Может быть, нотация, которую я тебе прочитала в прошлый раз, не возымела своего действия? — Фей ласково улыбнулась матери.
— Напротив. Я много размышляла после нашего разговора. Но мне почему-то постоянно кажется, что вот-вот случится что-то страшное. По словам Алекса, я напоминаю ему древних эллинов, боявшихся Немезиды.
— А ты знаешь, в чем тут причина? Ты думаешь, что полностью оправилась после папиной смерти, но это не так. У тебя осталось чувство ужасной незащищенности. Логично, не правда ли?
— Ты в самом деле веришь в такое простое объяснение?
— Да, верю и думаю, что пора тебе прийти в себя. Это несправедливо по отношению к Алексу. Не его вина, что папа умер.
— Дорогая Фей, ты всегда так разумно рассуждаешь! Даже когда ты была маленькой, ты удивительно ясно все понимала!
— Это я-то? Не смеши меня. Это нетрудно, если дело касается чужих проблем. Хотелось бы мне так же хорошо разбираться в своих собственных.
— Что случилось, Фей? Мне казалось, что на работе у тебя все просто замечательно, а новая квартира тебе нравится.
— Это так. В обоих случаях лучше и пожелать нельзя. — Фей замолчала и посмотрела на мать, словно взвешивая, делиться с ней своими мыслями или нет.
