Он кажется таким несчастным. Неприятное это дело, и я представляю, дорогая, как ты, должно быть, страдаешь. Для тебя лучше всего держаться подальше от этого.
Нам остается лишь ждать развития событий. Возможно, в один прекрасный день все разъяснится. Так или иначе, хорошо, что ты уехала, и ему тоже, думаю, лучше уехать.
Только не знаю, правильно ли мы поступили.»
Письмо выпало из моих рук. Уезжает! В Австралию! Так же, как мои родители уезжали на поиски золота. Моя бабушка уехала туда и пережила там трагедию, а теперь Патрик отправляется искать олово, чтобы выбраться из ситуации, ставшей нестерпимой.
Кто бы мог поверить, что за столь короткое время так резко изменится вся жизнь?
Мне следовало написать ему, но теперь было слишком поздно.
Патрик продолжал жить в моих мыслях. Где он сейчас? Уехал ли уже из Корнуолла? Я могла представить, сколь душераздирающим было его прощание с бабушкой и дедушкой.
Ко мне приехала Морвенна. Она была расстроена.
— Что произошло между тобой и Патриком? — потребовала она объяснений.
— Мы решили, что не можем пожениться… некоторое время.
— Но почему? Вы были так счастливы, так ждали этого. Ведь вы почти купили дом!
— Я понимаю, но все стало иначе. Мы поняли, что совершили ошибку и будет не правильным действовать… поспешно.
— Не могу в это поверить.
Я печально взглянула на нее. Я не могла ничего объяснить ей. Узнав о случившемся, она и ее муж были бы потрясены.
Пусть они думают, что я легкомысленная. В то, что в нашем разрыве виноват Патрик, они все равно не поверят.
И вот теперь он отправлялся в Австралию, туда, где родился. Я видела в глазах Морвенны страх; ее отношение ко мне изменилось. Она была холодной и отстраненной.
Но я не могла рассказать ей.
Миссис Эмери сказала:
— Я прямо не знаю, что случилось с миссис Картрайт. Она сильно переменилась. Наверное, из-за того, что ее сын уезжает в Австралию.
— Да, наверное, — подтвердила я.
Взглянув на меня, она пожала плечами. Все они предполагали, что в отношениях между мной и Патриком все уже определено.
— Ну, о подобных вещах должны беспокоиться те, кого это касается, — таково было резюме миссис Эмери. — Им решать, и никому другому. — Она взглянула на меня с нежностью. — А вам нужно немножко подумать о себе. Мы не хотим, чтобы вы заболели, мисс Ребекка.
— Я о себе позабочусь, — пообещала я.
Я представила, как они, сидя за кухонным столом, обсуждают, почему я так плохо выгляжу.
Бывали моменты, когда мне хотелось бежать из дома и уехать в Корнуолл, чтобы остановить Патрика.
Согласился бы он с этим? Он согласился бы только в том случае, если бы я была полностью уверена в его невиновности.
Только теперь я поняла, насколько сильна моя любовь к Патрику. Но я повзрослела. Я узнала, что такое вожделение, и как может измениться человек под влиянием похоти. Теперь я понимала, как много времени нужно, чтобы узнать человека, и спрашивала себя: «Достаточно ли я знаю Патрика? Знаю ли я о нем все?»
Следовало признать, что я не могла быть в этом уверена. А он потребовал бы от меня абсолютной веры в его невиновность.
Там он попытается забыть обо мне, а я должна постараться забыть о нем.
ШАНТАЖ
В доме царило возбуждение. Я часто беседовала с миссис Эмери — было очень уютно сидеть в ее комнате и болтать о всяких домашних делах, попивая чай, налитый в одну из ее особых чашек.
Миссис Эмери хорошо разбиралась в происходящем. Однажды она сказала:
— В эти дни мистер Лэнсдон особенно занят. Мы с мистером Эмери… ну, мы же интересуемся политикой… так мы держим пальцы скрещенными за мистера Лэнсдона.
— Но почему?
— Сейчас происходит смена кабинета министров, верно? А поскольку его партия у власти, кто знает…
Думаю, мистер Лэнсдон годится на самый высокий пост. Эмери считает — министра внутренних дел.
— Значит, мистер Эмери полагает, что мистер Гладстон останется у власти?
— О да. Теперь, когда мистер Дизраэли потерял жену, консерваторы уже не те. Думаю, всякому мужчине нужно, чтобы его поддерживала женщина.
— Я не так уверена в этом. Кое-чего серьезного он смог достичь и после ее смерти. Может случиться так, что теперь, когда ее нет, он полностью отдастся политике. Что вы скажете по поводу установления контроля над Суэцким каналом, объявления королевы императрицей Индии, хитроумного предотвращения войны с русскими и завоевания Кипра для империи? Все это Дизраэли сделал после смерти жены.
— Да, но он уже никогда не был счастлив, а мужчина нуждается в счастливой семейной жизни. Взять хоть мистера Лэнсдона… — Она печально покачала головой.
Я подумала: «Они знают о нас все: об отношениях между Бенедиктом и Селестой, о том, что Бенедикт по-прежнему оплакивает мою мать, о нашей с Патриком расстроенной помолвке».
— Без толку убиваться о прошлом, — сказала миссис Эмери. — Ваша дорогая матушка умерла, что, конечно, очень прискорбно. Если бы она была жива, все было бы по-другому. Нынешняя миссис Лэнсдон… она старается. Она бы подошла ему, если бы он допустил ее. А он живет прошлым.
— Возможно, со временем…
— Со временем… Это нас всех спасает. Без толку горевать о своих бедах, мисс Ребекка, я всегда это говорила. А если мистер Лэнсдон получит пост в кабинете, то это будет чудесно. Мы с Эмери были бы довольны.
— Да, — сказала я. — Хотелось бы…
Она выжидающе смотрела на меня, но я не закончила фразу.
Миссис Эмери молчала. Она многое понимала и в конечном итоге заботилась о всей семье. Она действительно хотела бы видеть Бенедикта членом правящего кабинета, счастливым в семейной и общественной жизни; ей хотелось, чтобы я оправилась от душевных ран и вышла замуж за достойного человека.
И она, и Эмери хотели бы, чтобы все складывалось счастливо и удачно.
Бенедикт с Селестой находились в Лондоне. Несколько раз приезжал Оливер Джерсон, но оставался ненадолго. Он сообщил мне, что мистер Лэнсдон очень занят в палате общин и поэтому всеми деловыми вопросами приходится заниматься ему.
Я была рада слышать смех Белинды. Казалось, она и в самом деле обо всем забыла. Ли сказала, что девочка никогда не вспоминает о происшествии, спокойно спит, в общем, опять стала самой собой.
Когда я вошла в детскую, чтобы пожелать им спокойной ночи, Белинда вдруг обняла меня за шею и крепко прижала к себе:
— Я люблю тебя, милая, дорогая сестра Ребекка.
Такие выражения чувств со стороны Белинды были редки и очень радовали меня.
Я подошла к кровати Люси. Она тоже обняла меня.
Но она это делала часто.
— Я тоже люблю тебя, Ребекка, — сказала она.
Я была очень довольна.
Это случилось спустя несколько дней. Миссис Эмери удалилась в свою комнату, чтобы, как она говорила, вытянуть ноги хоть на несколько минут. Не знаю, чем занимался мистер Эмери, может быть, отдыхал. В общем, дом был погружен в дремоту.
Я поднялась по лестнице и, проходя мимо запертой комнаты, услышала какой-то неясный звук. Я тихонько подошла к двери и прислушалась.
У меня по спине побежали мурашки. Бенедикт находился в Лондоне, миссис Эмери — в своей комнате, но я чувствовала, что за запертой дверью кто-то есть.
В комнате мамы все осталось по-прежнему: щетки для волос, зеркало, одежда. Вероятно, мне почудилось. Но я продолжала стоять и прислушиваться. И тут вновь раздался легкий шелестящий звук.
Я задрожала. Неужели мертвые действительно могут возвращаться? Однажды у меня уже было такое ощущение, будто мама явилась ко мне. Тогда мне показалось, что она просила меня позаботиться о Люси. Показалось? Игра воображения? У меня всегда было живое воображение. Меня интриговала история леди Фламстед, которая являлась, чтобы утешить ребенка, которого не видела при жизни. Возможно, если люди оставляют в этом мире кого-то дорогого, они возвращаются сюда. Моя мама оставила Бенедикта и меня.
