– Ну, нам надо поговорить.
Он повернул к ней диковатые глаза и произнес:
– Я не полу ил прощения.
– Можете получить, я же вам говорила.
– Я повинен в тяжком грехе… когда был в монастыре. Нарушил обет…
Она кивнула.
– Это большой грех… на небеса вам не попасть… если вы не искупите его.
– Я никогда не смогу. Никогда не смогу. Мой грех слишком велик.
– Сможете, если совершите поступок, который угоден Богу.
Он поймал ее руку, его глаза замерцали, расширились.
– Какой поступок, мадам? Скажите мне.
– Именно за этим я вас и позвала. Даю вам шанс попасть на небеса и избежать адского пламени. Вы готовы меня выслушать?
– Скажите мне, скажите, что я должен сделать?
– Вы слышали о Лиге? Знаете, что король Франции вступил в сговор с гугенотами? Знаете, какая участь ждет гугенотов, когда они предстанут перед Господом?
Он поежился:
– Меня ждет такая же участь.
– О, еретики и грешники! Ваш грех, пожалуй, более тяжкий, потому что вам было ведомо слово Божье, но вы его забыли. Гугеноты невежественны. Они не будут страдать так, как дети Божьи, которые его забыли.
Монах начал колотить себя руками в грудь:
– Скажите мне, что я должен сделать.
– Король убил величайшего вождя католиков и должен умереть. Весь католический мир знает, что он должен умереть. Убив его, вы обретете надежду на спасение.
Монах издал глубокий вздох.
– Вы слышите меня? Он кивнул.
– В Священном Писании сказано: «Не убий».
– Эта жертва необходима. Вы убьете не человека, а дьявола.
– Прольется кровь.
– Жак Клеман, – прошептала герцогиня де Монпансье, – вам будет дано спасение.
Король Франции находился в Сен-Клу, Наваррский – в Медоне, а целью их устремлений был Париж.
Генрих III из Сен-Клу мог видеть столицу, и в J его сердце поселялась печаль оттого, что этот такой красивый город должен стать местом боев. Но выхода не было – король должен защитить себя от Майенна и его сестры.
Было первое августа, прошло уже восемь месяцев со дня убийства Гиза. Король находился у себя в кабинете, когда прибыл слуга и сообщил, что какой-то монах просит встречи с ним.
– Приведите его ко мне, – велел король.
– Сир, – сказал слуга, – он прибыл из Парижа. Говорит, что принес письмо от графа де Бриенна.
– Приведите его ко мне, – повторил король. Однако слуга колебался и, когда король спросил почему, ответил:
– Стража говорит, что его не надо пускать к вашему величеству.
– Не пускать? А что это за человек?
– Маленький, голодного вида. Монах, сир. Король расхохотался:
– Парижане будут надо мной смеяться. Скажут, что я испугался монаха. Иди и скажи страже, что я приказываю пустить его ко мне.
Вскоре привели монаха – убогого, плохо одетого. Король ухмыльнулся при мысли, что его можно бояться.
– Что за весть ты мне принес? – спросил он.
– Письмо, сир, от графа де Бриенна.
– Ты странный посланник.
– Месье граф полагает, что вы скорее примете человека, служащего Богу, сир.
– Дай мне письмо.
Монах передал письмо, а когда король начал читать, выхватил из-под сутаны длинный нож и так глубоко вонзил клинок в его тело, что не мог вытащить.
Генрих охнул, откинулся назад, схватился за нож с криком:
– Я убит! Монах! Монах! – и рухнул на пол. Вбежало несколько слуг. Увидев, что случилось, один из них выхватил шпагу и пронзил ею монаха, который отрешенно смотрел на окровавленное тело короля Франции.
Жан Клеман умер на месте, будучи уверенным, что его грех теперь искуплен. Но король еще был жив.
Слуги подняли его, положили на диван.
– Друзья мои, я умираю, – промолвил Генрих III, – у меня осталось совсем немного времени. Приведите ко мне короля Наварры. Прошу вас, поторопитесь… я быстро слабею.
Король Наварры, с двадцатью пятью приближенными, поспешил к постели умирающего короля Франции, который ко времени его прибытия уже едва дышал.
Когда Генрих III увидел Наваррского, уголки его рта вздрогнули и он прошептал:
– Ты пришел, мой брат.
– Я здесь, – подтвердил тот.
– Подойди ко мне поближе. Я плохо тебя вижу. Не могу расслышать, что ты говоришь. Наваррский, ты здесь?
– Здесь.
– Я умираю, Наваррский. Это конец Генриха III. Меня убил сумасшедший монах. Мой брат-еретик, смени веру. Смени ее по двум причинам: твоя душа спасется и твоя земная судьба будет другой.
Наваррский склонил голову, но ничего не ответил. Тогда король Франции сказал всем, кто был рядом и смотрел, как он умирает:
– Друзья мои, король Наварры – наследник французского трона. Когда я умру, он станет вашим королем. Служите ему верно.
Король Франции был жив еще несколько часов и умер на рассвете следующего дня.
Генриха Наваррского подняли с постели, чтобы он пришел к ложу умирающего шурина, но когда он подходил к дому, где лежал Генрих III, стражники упали перед ним на колени и приветствовали его криками:
– Виват король! Виват Генрих IV!
Король Франции! Генрих ликовал, но понимал, что ему не до торжеств.
Он воевал с Лигой, был гугенотом и в момент своего воцарения осаждал Париж – город, объявивший, что никогда не примет короля-гугенота.
Генрих выехал из Медона и прибыл в лагерь католиков в Сен-Клу. Это был один из самых важных дней в его жизни. По дороге из одного лагеря в другой он думал о том, какой прием его ждет, потому что от этого зависело очень многое.
В Сен-Клу его встретили главные полководцы последнего короля – маршал д'Омон, д'Юмьер и де Живри. Они встали перед ним на колени, и у Генриха полегчало на душе.
– Сир, – обратился к нему Живри, – вы король смелых людей. Никто из нас, кроме трусов, вас не оставит.
– Благодарю вас, – ответил Генрих.
Другие оказались менее приветливыми и выбрали полномочного представителя Франсуа д'О, который явился к новому королю и попросил разрешения с ним побеседовать.
– Сир, – сказал он, – настало время вам выбрать между маленькой Наваррой и троном большой Франции.
– Мне незачем выбирать, – ответил Генрих. – Я являюсь королем Наварры и по праву унаследовал французскую корону.
– Сир, – продолжил д'О, – для того чтобы вас приняли как короля Франции, вам необходимо отказаться от гугенотской веры.
– Дружище, – усмехнулся король, – никто из моих подданных не вправе оказывать влияние на мои решения. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Те, кто захочет мне служить, могут это сделать. Тех, кто не захочет, я буду считать моими врагами.
Он уехал из Сен-Клу и вернулся в Медон, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.
Положение было не из приятных. Требовались прозорливость и точный расчет, которыми Генрих, однако, обладал.
