Чарли не успел произнести ни слова в ответ. Дверь открылась, и няня ввела темноволосого малыша. Мальчик тут же вырвался и через всю комнату бросился к лорду Уорли.
— Папа! Папа!
Лицо графа осветила нежная улыбка, а глаза засияли искренним чувством. Он подхватил ребенка на руки и крепко обнял.
— Здравствуй, Алберт. Ну-ка покажи, что интересного ты сегодня нашел?
— Камешки, папа. — Юный лорд Кренстон с серьезным выражением лица разжал кулачок и показал несколько маленьких круглых камней. — Из сада.
— Понятно. — Уорли с вызовом взглянул на Грэшема и поставил сына на пол. Малыш закачался и упал, а граф тут же бережно его поднял. — Алберт, поклонись его светлости герцогу Дарему.
Мальчик посмотрел на незнакомца большими голубыми глазами и, крепко держась за руку отца, старательно раскланялся.
— Ваша светлость, — произнес Уорли светским тоном. — Позвольте представить моего сына Алберта.
Чарли слегка поклонился.
— Добрый день, Алберт. Приятно познакомиться.
Мальчик смущенно потупился. С трудом сохраняя внешнее спокойствие, Чарли взглянул на графа. Теперь он все понял.
— Очень красивый ребенок.
Лорд Уорли кивнул:
— Да. Возвращайся в детскую, сынок.
Мальчик нервно посмотрел на чужого человека и побежал к няне. Святые угодники! По времени все сходилось, а до этого у Марии рождались только девочки. Когда дверь закрылась, Грэшем с замиранием сердца повернулся к хозяину дома.
— Мой наследник, — пояснил граф. Расправил плечи и добавил: — Мой единственный сын.
У Чарли пересохло во рту.
— Ваш сын? — переспросил он. Хотелось догнать мальчика, всмотреться в лицо, обнаружить характерные черты де Лейси. И цветом волос, и цветом глаз Алберт напоминал мать. Сходства с Уорли Чарли не заметил, как, впрочем, и с самим собой. Неужели это дитя — плод той единственной ночи? Неужели у него растет сын, которого он никогда не сможет назвать своим? — Или все-таки мой?
Уорли дышал шумно, с трудом.
— Это мой сын, — повторил он яростно. — Даже если породил его кто-то другой.
— Разве вы не знаете наверняка? — воскликнул Чарли, поддавшись эмоциональному порыву. — Неужели шантажировали отца из-за одной лишь вероятности?
— Она мне сказала, — горько произнес Уорли. — Сказала, что, возможно, ребенок ваш. Мой любимый, единственный сын не мой, а ваш. — Последнее слово прозвучало словно стон раненого животного. — Я не знал об измене до тех пор, пока она сама не бросила правду мне в лицо во время ссоры, около года назад. Каково это: думать, что наследник может оказаться кукушонком в гнезде?
У Чарли дрожали руки.
— И вы собираетесь отказаться от ребенка? — с трудом спросил он. — Хотите отвергнуть его мать?
— Никогда, — прорычал Уорли. — Никогда и ни за что не усомнюсь в сыне. По закону он мой. И каждую ночь я молюсь, чтобы оказался моим по крови. — Он глубоко вздохнул и немного успокоился. — Да и мать его тоже принадлежит только мне… пусть Далила, пусть Юдифь… все равно моя.
Грэшем кивнул; он все понял. Уорли знал, что жена его предала, но выяснить наверняка, кто же настоящий отец ребенка, не мог. Горячо любил сына, но страдал, терзаемый ревностью и сомнениями. Марии, должно быть, приходилось тяжело, но муж продолжал испытывать к ней глубокие, пусть и трагические, чувства. Оба оказались в ловушке: Мария обманула мужа в надежде вырваться на свободу, однако тот не находил сил ее отпустить. Единственным, кто вышел сухим из воды, оказался виновник трагедии, и вот этого Уорли стерпеть не мог. Джерард почти угадал правду: шантаж имел одну-единственную цель: заставить помучиться… только не троих сыновей Дарема, а одного. Того, кто своей безумной страстью к Марии разрушил чужие жизни.
Видит Бог, отец не зря пытался оградить его от его же собственной глупости. Без единого слова лорд Грэшем повернулся и шагнул к двери.
— Если хотя бы раз услышу, что вы поклонились моей жене или подошли к сыну ближе чем на сотню ярдов, убью своими руками, — раздался за спиной голос Уорли.
Чарли обернулся. Глаза графа горели ненавистью, а голос был ледяным. Не поверить в серьезность угрозы было трудно.
— Никогда не планировал новую встречу с вашей женой, — негромко заметил он. — А о существовании сына до этой минуты даже не подозревал.
— Знаю, что не смогу расправиться с вами по закону, — добавил Уорли, — но если попадетесь на моем пути, уничтожу без тени сомнения.
Чарли покачал головой:
— Не попадусь. — На миг задумался и добавил: — Постарайтесь не вымещать злобу на ребенке. Уж он-то точно ни в чем не виноват.
Граф шумно вздохнул.
— Убирайтесь вон. И больше не смейте разговаривать с моим сыном.
Чарли коротко кивнул и вышел.
Выйдя в коридор, Грэшем с благодарностью обнаружил ожидающего неподалеку дворецкого: выбраться из этого дома самому вряд ли удалось бы. Он пошел за слугой, не замечая ничего вокруг: мысли были целиком заняты недавним открытием. Мог ли мальчик действительно оказаться его сыном?
Нет. Даже если в венах маленького лорда Кренстона и течет кровь Даремов, он все равно никогда не станет его ребенком. Как всегда в подобных случаях, закон безоговорочно займет сторону Уорли. Чарли редко задумывался об отцовстве и по этой причине не подарил ребенка ни одной из своих любовниц. С Тессой он вел себя куда менее осторожно, но… мысль о ее беременности почему-то не вызывала тревоги. Более того, он с легкостью представлял ее с зеленоглазым малышом на руках и даже слышал, как она объясняет сыну, что бухгалтерские книги надо содержать в чистоте и порядке. Да, с такой матерью у нового герцога Дарема будет самый умный, самый образованный наследник, какого только способна представить добрая старая Англия. Мысль показалась забавной, и Чарли улыбнулся.
— Грэшем…
Имя прозвучало едва слышно. Мария стояла у подножия лестницы — по-прежнему красивая, с выражением радости и надежды на лице. Одну руку она прижала к груди, а другую вытянула навстречу. К ужасу Чарли, дворецкий тактично испарился. Меньше всего хотелось беседовать с леди Уорли наедине.
— Ты приехал за мной, — прошептала она. — Наконец-то! О, Грэшем…
Словно пытаясь защититься, он неуверенно остановился.
— Нет, Мария, нет!
Несмотря на сопротивление, она все-таки сжала ладони.
— Знала, знала, что обязательно приедешь… ах, милый, ты представить не можешь, как я тосковала эти долгие три года…
— Я только что разговаривал с Уорли.
— О! Да, конечно… как же иначе? — Она подошла ближе и лучезарно улыбнулась. — Естественно, ему придется начать бракоразводный процесс, и это будет ужасно, но, в конце концов, мы все-таки соединимся. Ах, милый, ты самый благородный человек на свете!
