Николай Алексеевич тотчас понял, что произошло. Бедная девочка испытала горькое разочарование, увидав, что ее кумиры живут на грешной земле и их жизнь не отличается от будней обывателей.
– Тебя удивил вид Горской! Но помилуй, ведь когда она далеко на сцене или и вовсе на экране, она кажется значительно моложе! Грим, свет – и зритель видит совсем иного человека! К тому же последнее время ее новых фильмов что-то не видать!
Разговор происходил за обедом. Оля без аппетита ковыряла сардины в своей тарелке, что вызвало недовольство отца.
– Ты уж, милочка, ешь, пожалуйста, не хандри!
Оля молча наклонилась над тарелкой, но пища не лезла ей в рот. Разве таким она представляла благородного и прекрасного Извекова? И эти неприятные, шумные дети! У таких-то родителей! Нет, увиденное ужасно!
– Любимцы публики тоже люди, – говорил Николай Алексеевич, – и совсем не стоит наделять их какими-то удивительными чертами! Теперь ты, быть может, и на простых людей обратишь свой взор, а? Может, и Трофимов не покажется теперь столь заурядным, хотя твое мнение о нем, ей-богу, несправедливо!
– Опять ты о своем несносном Трофимове! – Оля в отчаянии бросила салфетку на скатерть и заплакала.
– Вот дела! – подивился отец. – Эдак, душенька, у тебя случится полное расстройство нервов!
Но девушка уже не слушала его. Она выскочила из-за стола и, обливаясь слезами, побежала к себе. Но и там не нашла ее душа отдохновения, ибо изо всех углов на нее смотрели обожаемые кумиры в их прежней неземной красе. Оля невольно стала представлять себе, как они обживают квартиру. Садятся за стол, дети дерутся и капризничают. Бранят прислугу. Ссорятся меж собой или целуют друг друга.
Принимают ванну или, о Боже мой, посещают уборную! От подобных картин Оля невольно прыснула и задумалась. В подобных образах они еще не являлись к ней. Однако представлять сюжеты такого рода оказалось даже не менее интересно, нежели грезить наяву о романтических погонях, свиданиях под луной и томных поцелуях в таинственных замках. И тут Оля поняла, что теперь ей страстно хочется увидеть эту жизнь своими глазами, потрогать руками, подглядеть в щелочку!
Пришедший Николай Алексеевич нашел дочь совершенно успокоившейся.
– Я вот что подумал, уж коли у них трое детей, так я думаю, вскорости они за мной пришлют. Чихнет кто, или понос разберет. Так что я предполагаю скорое и близкое знакомство со знаменитым семейством!
Миронов оказался провидцем. Не прошло и месяца, как один из мальчиков захворал. Прибежала прислуга и просила от имени своих господ соблаговолить осмотреть ребенка, принося при этом тысячу извинений за беспокойство. Оля ждала отца в величайшем нетерпении. Вернулся он поздно, и его рассказ дочь слушала с жадностью.
– Как я и предполагал, обычная семья, обычные хлопоты. Трое деток – это нешуточная обуза для любой женщины, а тут такая знаменитость! Только дома этого не видать. Усталая и расстроенная мать семейства! Замечу, дама чрезвычайно любезная и доброжелательная. Никакого снобизма и заносчивости, и красота ее в домашней обстановке какая-то иная, более трогательная, что ли! Милейшая женщина, ангел!
– А Извеков, каков он?
– Трудно сказать, я его и не видел почти. Он вышел из своего кабинета только поздороваться да попрощаться напоследок. Двух слов не сказали друг другу. Горской вроде как и неловко было. Отговорилась муками творчества, мол, иногда сами сутками не видим, не выходит, все творит!
Оля задумалась. Этот образ вполне вписывался в ее представление о жизни великих писателей.
– А дети, они и впрямь несносны?
– Вовсе нет, подвижные веселые мальчики-погодки. Шумные, как вся ребятня в их возрасте. Балованные только. А вот девочка непростая, сложная девочка, с характером!
В последующие месяцы доктора неоднократно призывали в дом именитых соседей. В конце концов Николай Алексеевич договорился, чтобы Тамара Георгиевна попросту звонила но телефону, а не гоняла всякий раз горничную. Постепенно выяснилось, что сама Горская более других членов своей семьи нуждается в услугах Миронова, и он стал личным врачом знаменитой актрисы. Естественно, Николай Алексеевич не обсуждал с дочерью болезни своей пациентки, но всякий раз по его лицу Оля понимала, что Горскую донимают нешуточные хвори. И это казалось юной барышне непостижимым, потому как на людях и на экране та производила впечатление цветущей женщины.
Иногда знаменитая чета приглашала гостей. Оля могла наблюдать, как под вспышками фотоаппаратов съезжались богачи и знаменитости в неописуемых нарядах, в роскошных колясках, а некоторые прибывали в модных новинках – автомобилях, которые фыркали и дымили, пугая любопытных и дворовых кошек. К слову сказать, после того как Извеков и Горская поселились в этом доме, многочисленные поклонники их талантов сделались бесконечной головной болью для прочих жильцов, дворника и швейцара. Миронова с ревнивой досадой замечала всякий день на посту перед парадной или под окнами то экзальтированных дамочек, то полубезумных юношей. Каждый чаял узреть своего кумира, свое сокровище. Проходя мимо, Оля окидывала их презрительным взором, забывая, что сама недавно была такой.
И вот однажды Николай Александрович заявил дочери:
– Нынче о тебе говорили с Горской.
Оля встрепенулась.
– Она жаловалась на Веру, свою дочь, а я грешный, похвастался, что меня Господь наградил за труды мои таким ангелом, моей милой доченькой! Тогда она и предложила тебе навестить их в будущее воскресенье, полагая, что для ее девочки положительный пример дочернего послушания совершенно необходим!
– Ой, папа! Какой ужас! Зачем, зачем ты выставил меня в таком свете? Я вовсе не ходячая добродетель! Это, ей-богу, глупо! – Оля от досады вплеснула маленькими ручками.
– Отнюдь! Подружишься в юной барышней Извековой, будешь вхожа в дом как свой человек. Ведь ты об этом мечтала?
Накануне знаменательного визита бедная девушка не могла ни есть, ни спать.
Она тысячу раз перебрала в голове, как она будет вести себя, что говорить, что ей надеть. Бог ты мой, и спросить совета не у кого! Не побежишь ведь к гимназическим подругам, какой от них прок? На другой день она долго мучилась перед зеркалом и наконец, вполне удовлетворенная собой, вышла к отцу. Миронов оторопело уставился на дочь.
– Ты это что себе возомнила? Что за нелепый наряд? А прическа! Господи, а что с вашим лицом, сударыня? Неужто ты возомнила себя красоткой с этих пошлых картинок в журналах?
Оля со смешанным чувством снова бросилась к зеркалу. На нее смотрела вульгарная дамочка, эдакая кафешантанная красотка непонятного возраста. Миронов пал духом. Бедная девочка, ей некому помочь, подсказать. Как сложно воспитывать дочь без матери! Вспомнив о покойной жене, он смягчился.
