с нами в поход, и не тебе упрекать других!
Все зашумели. Три десятка человек, что ходили за море под водительством сыновей Дага, стали в Бьюрланде людьми уважаемыми, как всякий, кто повидал чужие страны, показал себя храбрецом и добыл богатство. Но и сидевшие дома не хотели уступить свое достоинство, и на всяком собрании, особенно когда люди разгорячены питьем, между ними вспыхивали перебранки. Миролюбивый Даг, которому приходилось разбирать все споры в Бьюрланде, уже не раз сетовал на то, что этот поход расколол единство жителей.
– Я? – Гудбранд повернулся к Ульвару. – Я не из тех, кто подбивает других, а сам ни на что не способен. Арнэйд, если я приведу тебе пять рабынь, тогда ты сможешь оставить дом?
Арнэйд бросила на Арнора взгляд, явно моливший о помощи. Она не собиралась принимать никаких условий и давать Гудбранду какие-либо обещания, пусть даже это грозило испортить пир; но испортить священный пир Дисаблота, на котором она впервые выступала «хозяйкой чаши», было бы уж очень досадно!
– Приведешь? – Поймав ее взгляд, Арнор повернулся к Гудбранду. – Откуда же ты их возьмешь?
– Куплю. Когда буду зимой собирать пушнину, спрошу у мери, не хочет ли кто продать девушек. У бедных родов, кому трудно всех прокормить, их можно достать не так уж дорого. Все равно их, – Гудбранд хохотнул, – летом умыкнет какой-нибудь чумазый удалец, и родня ничего за них не получит.
– Если братья девушки брали добычу в чужих краях на войне, ей не много чести получить купленную челядь! – поддел его Виги. – Да еще и за недорого.
– Что же ты пре… – Гудбранд икнул, – предлагаешь?
Братья быстро переглянулись.
– Чтобы свататься к девушке, у которой братья бывали за морем… – Арнор взглянул на Арнэйд, стараясь по лицу понять ее желания. – Сначала мужчина должен показать, что не уступает ее родичам в доблести и она не уронит себя, покинув ради него такой прославленный род!
– Но не могу же я ждать, пока Олав соберется утроллить… то есть устроить еще один поход!
– Не нужно ходить так далеко, – подсказал Виги. – Сыновья Альмунда прошлой зимой пошли на край хазарских владений. А от нас можно сходить… да хотя бы дальше на восток по Мерянской реке. То есть по Валге. Восточная меря и чермису не богаты серебром, но уж челядь у них достать легко.
– Что, Гудбранд? – Арнор слегка склонил голову набок. – Нравится тебе эта затея?
– Ты хочешь, чтобы я снарядил дружину на восток?
– Именно этого я хочу.
– А вы? – Гудбранд пытался стряхнуть хмель и сообразить, во что ввязался.
– Да и мы, – Арнор взглянул на младшего брата, – пойдем с тобой, чтобы убедиться…
– Что ты можешь брать добычу с бою, а не покупать за недорого! – закончил Виги.
– Уж я сумею сделать это дело не хуже всякого другого! – заверил Гудбранд. – Но твоя сестра и Даг должны пообещать, что если я доставлю пять рабынь, он примет их как выкуп за невесту…
– Нет, – отрезала Арнэйд, когда все посмотрели на нее. – Ты, Гудбранд, идешь в этот поход ради своей чести. Пока дело не кончено, не стоит пытаться замышлять…
– Но дочь Олава поступила так! – напомнил толстяк Вигфус, хозяин из Ульвхейма. – Она пообещала выйти за Годреда сына Альмунда, когда он отомстит! Если дело его удалось, они, надо думать, давно поженились.
– Ульвхильд – дочь конунга! – Арнэйд подавила вздох. – Пытаясь во всем подражать ей, я была бы смешна!
В тот вечер она еще не знала, насколько более мудрой, чем Ульвхильд, показала себя сейчас…
Назавтра Арнэйд с досадой вспоминала пир и спрашивала себя: да чем ей так не угодил Гудбранд? И мужчина, и жених он лучше всех в Бьюрланде – кроме ее родных братьев, конечно. И собой недурен. Уж лицом он не ётун – правильные приятные черты, свежий вид, всегда он приветлив и весел. Она сама едва ли понимала, чем он ей не нравится. Может, слишком мягким взглядом, слишком пухлой нижней губой, что делало его таким непохожим на… на того, о ком ей вовсе незачем думать. Если рассудить толком, эта мягкость во взгляде обещает его жене спокойную жизнь. Гудбранда никто не считает человеком вздорным, и, наверное, с ним будет легко поладить. Но Арнэйд не ощущала охоты стать его третьей женой, даже если ей достанутся в наследство все наряды двух первых.
Да и поздно думать. И Гудбранд, и ее братья дали обет на священном пиру Дисаблота, перед богами, альвами и дисами, приглашенными к угощению, и нельзя отказаться от похода, хоть они все трое перед этим женись.
На отца Арнэйд поглядывала не без смущения. Дело-то вышло нешуточное, и многие назовут причиной ее разборчивость – как это скажется на добром имени их дома? Привередливых невест не уважают, и женщина, которой никакой жених не хорош, обычно заканчивает плохо. Даг прятал от дочери глаза, укрепляя ее опасения.
Как вскоре оказалось, Даг сам чувствовал себя отчасти виноватым перед нею.
– Послушай, Аркей… – сказал он ей вечером, когда она замешивала ржаное тесто для лепешек.
Аркей, что по-мерянски значит Большая, ее прозвала мелюзга, и Арнэйд не раз уже замечала, что отец, повторяя за ними, называет ее так же.
– Послушай меня… – Даг остановился возле нее, и Арнэйд повернулась к нему, держа на весу перепачканные липким ржаным тестом руки. – Я подумал… не обижена ли ты на меня?
– Обижена? – Арнэйд удивилась. – О чем ты, ати [6]?
Когда она была маленькой, родители между собою и с нею говорили по-русски, но, подрастая в тесном соседстве с мерей, она с детства знала и мерянский язык, а в последние десять лет незаметно для себя нахваталась, как и братья, слов от детей Ошалче.
– Ты давным-давно уже взрослая женщина. Ты могла бы выйти замуж лет пять назад, и это не было бы слишком рано. Когда твоя мать вышла замуж, ей было только шестнадцать, и в Альдейгье считали, что это самое время. Они там от словен переняли обычай выдавать дочерей через пару лет после того, как те начнут раз в месяц пачкать сорочки. Но мы-то здесь никуда не спешим… К тому же столько детей, ты так много помогаешь нам с ма… с Ошалче, и я как-то позабыл, что тебе давно пора иметь свой дом. А ты мне ничего не говорила. Но как бы ты ни была нам нужна, я не позволю из моей родной дочери сделать рабыню. Если вам не хватает Пайгалче и Укунай, я могу и сам раздобыть вам в помощь еще какую-нибудь девушку! Обойдусь без помощи Гудбранда или еще какого паттара [7], не так уж я немощен! Ну а если ты хочешь выйти за Гудбранда – или за кого-нибудь другого, – я буду рад поставить пиво для твоей свадьбы хоть завтра.
– Ох, ати! – Не прикасаясь к отцу руками в тесте, Арнэйд слегка боднула его лбом в грудь. – Ты вовсе не превратил меня в рабыню. Я рада жить с тобой… даже если мне хочется убить всю эту мелюзгу каждый день по три раза! Вон, ночью у Ерлави опять кровь носом пошла, теперь подушка грязная… Я не хочу выходить за Гудбранда. И ни за кого другого не хочу. Мне очень жаль, что вчера все так получилось и теперь они опять собираются в поход. Но я не знаю, как я могла бы этому помешать! Знаешь, как говорят: куда судьба катится, туда все и придет!
– Что до похода, то я давно этого ждал, – повторил Даг уже сказанное вчера. – Если люди рождаются с отважным сердцем, то стоит им один раз повидать мир, и дальше им всю жизнь будет скучно на своем хозяйстве… Поэтому в Северных Странах дренги так часто уходят в викинг [8], и многие больше никогда не возвращаются к своим старым родителям. Рунической палочки от этой хвори еще ни один мудрец не вырезал. Вчера мы звали на пир предков – предки Хринга и Бьярнхедина заставили моих сыновей искать славы в чужих краях…
Арнэйд вздохнула и снова занялась тестом. Если чего-то хотят предки, она против них бессильна.
* * *
Перед окончанием знаменательного пира Арнор и Гудбранд просили всех разнести весть о новом походе и пригласили желающих через три дня в гостевой дом на совет. Собралось с полсотни отроков и мужчин – русы из всех трех поселений Бьюрланда и окрестные меряне. Далеко не все горели желанием браться за оружие, многие пока хотели только послушать, какие замыслы вынашивают устроители похода
