Он спросил:
— Кто же этот человек? Ты знаешь?
— Я уже говорила, что встретилась с ним впервые. Может, ты заметил его, когда спускался с лестницы, а он поднимался, чтобы следовать за мной?
Робин нахмурился, раздумывая. Нет, он не мог припомнить ничего похожего. Хотя она ведь и не сказала, как тот выглядит. Впрочем, у него, наверное, должно быть имя. Или он был в маске и не изволил представиться?
— Будет лучше, — сказал он, продолжая хмуриться, — если ты откроешь мне, как его зовут.
— Ох, конечно! Как я не сообразила сразу? Он сообщил, что его зовут Оуэн д'Арси.
Вот как… Робин повернул голову в сторону зала, разглядывая гостей. Хотя при всем желании не смог бы отыскать среди них Оуэна, поскольку никогда не видел его. Значит, он здесь? Что ему нужно от Пен? Хотя…
— Ты его знаешь? — спросила она, устремляя взгляд туда же, куда и он, и нигде не находя того смуглого стройного мужчину, кто так бесцеремонно вторгся в ее жизнь.
— Да, — ответил Робин. — Но очень немного.
И это не было ложью, потому что, никогда с ним не встречавшись, он знал кое‑что об Оуэне д'Арси — во всяком случае, о том, для чего тот прибыл в Англию. Знал по той простой причине, что сам занимался чем‑то похожим. Справедливее сказать, пытался заниматься — поскольку честно признавался себе в том, что не может идти ни в какое сравнение с мастером своего дела д'Арси, прославившимся, как ему рассказывали, в качестве тайного агента в разных краях, но никогда не попадавшимся, а потому и не разоблаченным. Робин на этой стезе был еще совсем новичком.
— Мне кажется, он не англичанин, — сказала Пен. — Хотя трудно понять, почему я так решила. По‑английски он говорит совершенно свободно, без иностранного акцента. И все‑таки в нем есть что‑то не совсем английское.
— Ты не видишь его сейчас в зале? — спросил Робин.
Она отрицательно мотнула головой:
— Нет. Да разве в такой толпе различишь кого‑нибудь?
Сказав так, она тут же поняла, что говорит не правду: если бы тот находился в зале, она бы узнала его. Выделила среди всех остальных. Потому что он был из тех, кто выделялся — внешностью, статью, хладнокровным достоинством… «Не много ли ты напридумывала?» — прервала Пен собственные мысли.
— Похоже, твоя свекровь направляется в нашу сторону, — заметил Робин.
Он прекрасно знал, как Пен относится к леди Брайанстон и что чувства их взаимны; кроме того, не очень хотел продолжения разговора об Оуэне д'Арси, дабы собеседница не уловила, что его тоже интересует этот человек. Правда, отнюдь не из‑за того, что осмелился поцеловать его сводную сестру.
Пен сжалась, лицо у нее утратило живость.
— Мне не о чем беседовать с ней, ты ведь знаешь, Робин.
— Хотя бы обменяйтесь любезностями.
— Мы уже сделали это в самом начале вечера. Больше не хочу.
И прежде чем Робин успел что‑то сказать, она сорвалась с места и смешалась с толпой. Леди Брайанстон приближалась.
Как Пен и ее семья, к которой Робин принадлежал, он не испытывал симпатии к этой даме, считая недостойным ее отношение к невестке с самого начала их брака с Филиппом и уж совсем отвратительным, что по распоряжению свекрови несчастный младенец был отторгнут от матери и та не могла даже излить свое горе над его мертвым телом. Тем не менее сейчас он был гостем в доме у леди Брайанстон и вообще воспитанным человеком.
Он учтиво поклонился, когда та подошла к нему. Подобно своему сыну Майлзу, она была аляповато скроена, с грубоватыми чертами лица, к тому же отличалась любовью к экстравагантной одежде и немалому количеству драгоценностей на ней и головном уборе, под которым угадывался парик, поскольку натуральный цвет волос не мог быть до такой степени огненно‑красным. Той же неестественностью отличалась и пунцовость щек. Все эти ухищрения не вызывали симпатии у пуританина Робина.
— Лорд Робин, — сказала пожилая дама, едва ответив на его поклон, — мне показалось, с вами сейчас была Пенелопа.
Робин, изобразив предельное изумление, оглянулся по сторонам.
— Разве? Не может быть. Я уже давно не вижу ее.
Тонкие губы леди Брайанстон совершенно исчезли.
— Мне необходимо поговорить с ней, — сухо сказала она. — И как можно скорее. Поставьте ее в известность об этом, как только увидите.
— Непременно, леди Брайанстон. Могу я также сообщить ей тему предстоящего разговора?
Губы бесследно улетучились с лица собеседницы.
— Об этом я намерена поставить ее в известность, когда мы наконец встретимся, — отрезала она. — Впрочем, особого секрета тут нет. У нее имеется кое‑что из вещей Филиппа, по праву принадлежащее нынешнему графу Брайанстону. То есть Майлзу.
Слова сопровождались отталкивающим выражением лица, она и не пыталась скрывать своих чувств по отношению к Пен. Не меняя этого выражения, она отошла от Робина и направилась к противоположной стене зала, возле которой за карточным столиком продолжали сидеть ее сын и его жена.
— Сука! — пробормотал Робин ей вслед, совершенно забыв о своей пуританской учтивости.
Что ей сделала Пен? Откуда столько ненависти? И эта мерзкая жадность! Хочет, видимо, отнять у Пен какие‑то ценные памятные подарки, сделанные ей Филиппом. Он огляделся, поискал глазами. Его сводной сестры не было видно.
Что же, интересно, хочет от нее этот знаменитый в определенных кругах Оуэн д'Арси? Вполне возможно, его внимание случайно. То есть чисто мужского, так сказать, толка. Но все‑таки, решил Робин, его сестра вряд ли принадлежит к тем женщинам, которые вызывают желание таким образом знакомиться — в полутемпом коридоре — да еще лезть с поцелуями. Как он осмелился, этот нахал?.. Отсюда следует, что у него имелась какая‑то задняя мысль, он преследовал определенную цель. Конечно!
Как уже упоминалось, Робин только ступил на стезю тайной агентурной деятельности и делал первые робкие шаги, но, даже будучи неискушенным, сумел довольно быстро выстроить свою версию, каковая казалась ему единственно правильной. Ведь Пен, можно сказать, задушевная подруга принцессы Марии, сестры пятнадцатилетнего неизлечимо больного короля и возможной наследницы престола. А д'Арси служит у французского посланника, которому, вероятно, крайне необходимо для нужд своего государства, этой чертовой Франции, привыкшей совать нос во все дела островного соседа, знать все, что происходит в Англии на уровне так называемой большой политики, в каковую входят и таинственные отношения принцессы со своим кузеном Карлом, стоящим во главе Священной Римской империи, растерявшей былую мощь, но все еще являющейся значительной силой в Европе.
