Безрассудно увлекшись в своих отношениях к красавице Софье Карловне Лешерн, Несвицкий на первых порах почти с преступным легкомыслием отнесся к тем обязанностям, которые он так опрометчиво принял на себя, воспользовавшись неопытностью и страстной любовью молодой красавицы. Ему казалось, что все это само собой «обойдется» и что ему, как и многим из его друзей и товарищей, не придется ценой целой жизни расплачиваться за одну минуту горячего увлечения.
— Если бы на всех непременно жениться, так тут и всего состояния турецкого султана не хватит! — смеялся и подшучивал он наедине сам с собою, обманутый тем упорным и успокоительным молчанием, которое воцарилось в первые дни, последовавшие за объяснением с будущей близкой родней.
Три дня подряд Несвицкий не заглядывал в дом Лешернов, не посылал даже осведомиться об их здоровье; то же самое проявляли и Лешерн по отношению к нему; с их стороны тоже хранилось мертвое и, как ему казалось, робкое молчание.
Это значительно успокоило князя.
«Погорячилась старуха, да и на попятный! — весело рассуждал он, тщательно расчесывая свои выхоленные густые усы, которыми он особенно гордился и щеголял. — Поразмыслила хорошенько, горячка спала, и образумилась!.. Ну что за радость дочь родную подводить под такое существование, какое поневоле создалось бы при том насильственном браке, которым она угрожала мне?.. Ведь не младенец же я в самом деле, которого можно под венец поставить, как ставят в угол за то, что нашалил и с огнем поиграл! Кабы всякое лыко ставить в строку, так на один наш полк ни церквей, ни священников бы в Петербурге не хватило!»
Под наитием всех этих веселых мыслей князь, по прошествии еще недели полного молчания, отправился в офицерское собрание своего полка и нашел там уже многочисленное общество. Все о чем-то оживленно рассуждали, но при его появлении все как будто осторожно затихли.
Несвицкий заметил это, но серьезного впечатления это не произвело на него. Он привык к тому, что его товарищи по службе подчас, как старые бабы, были готовы перемывать косточки отсутствующих.
— «О чем шумите вы, народные витии?» — с широким жестом продекламировал он, бросая на стол фуражку. — Давайте прежде всего завтракать, а там поведайте мне все, что сами успели узнать и проведать!..
— Да что тут проведывать? — озабоченным тоном проговорил толстый Борегар. — Из Зимнего дворца идут невеселые вести!.. Маленький наследник занемог, и довольно опасно!..
— Наследник? Да? — повторил Несвицкий, видимо, не особенно удрученный сообщенным ему известием. — Что же с ним случилось? Он, кажется, вообще — здоровый мальчик?
— Во-первых, он тебе, дураку, не «мальчик», — сердито оборвал его Борегар, услышавший в словах князя то выражение глубокого равнодушия, каким они были продиктованы. — А случилось с ним то, что может случиться только в одной нашей несуразной России!.. Простудили наследника престола! Понимаешь ли ты, про-сту-ди-ли!.. Присмотреть некому было!.. Мало их там, сердечных, во дворце-то понатыкано! То есть взял бы толстейшую палку да всех их там подряд — и дядек, и нянек, и мамок — как Сидоровых коз вздул бы!
— Тебе, Борегар, все бы лишь бить да лупить! — рассмеялся Несвицкий.
— А тебе, конфетка чертова, все реверансы делать бы! — огрызнулся толстяк и вслед за тем уже заметно смягченным тоном прибавил: — А впрочем у тебя теперь сердце жениховское, расплывчатое.
При этих словах взоры всех присутствующих обратились на Несвицкого. Видно было, что затрагивался всех равно интересовавший вопрос.
Озадаченный Несвицкий молчал с минуту. Молчали и все присутствующие.
— Что такое? — растерянно спросил князь, первый прерывая молчание. — О каком женихе идет речь?
— О каком же, как не о тебе? Ведь ты жениться-то собрался?
— Откуда эта новость? — закуривая, спросил Несвицкий недовольным тоном.
— Все говорят! — спокойно и не смущаясь его неудовольствием ответил Борегар.
— Это — не ответ! Кто именно «все»? От кого ты слышал? Кто тебе лично сказал?
— Мне никто не говорил, а говорили при мне!
— Кто именно?
— Да что ты пристал, как смола? Такой человек говорил, которому я не могу не поверить!
— А именно?
— Полковой командир, вот кто!.. Что, доволен теперь?.. Скажешь, и он соврал. И что за скрытность такая, не понимаю!.. По секрету ведь все равно не женишься!
Но Несвицкий уже не слушал Борегара. Известие, что о его свадьбе говорил полковой командир, произвело на него ошеломляющее действие.
— Скажи, пожалуйста, толком, что такое? Я ровно ничего не понимаю! — обратился он к Борегару.
— Да ведь он тебе и так толком говорит! Что ты, в самом деле, пристал к нему? — вмешался в разговор капитан Мурашов, за особое отличие по службе незадолго перед тем переведенный из армии и лично протежируемый великим князем Михаилом Павловичем. — И я тоже слышал о твоей женитьбе от барона Остен-Сакена!
— От какого Остен-Сакена? — все более растерянным голосом спросил Несвицкий.
— От адъютанта великого князя! Уж этот тоже напрасно говорить не станет; не такой он человек!
— И невесту мою называли? — осведомился Несвицкий, поднимаясь с места и растерянно, машинально переходя на противоположную сторону комнаты.
— Ну, еще бы! Да ее и называть-то нечего было!.. Кто не знает твоего романа с красавицей Лешерн?
— И романа никакого нет, и путаться в мои дела никто не имеет права!
— Никто в них и не путается! — сердито откликнулся Мурашов. — Говорят то, что есть. И эти разговоры ты сам вызвал!.. А впрочем, и то сказать: давайте говорить о чем-нибудь другом, господа! — обратился к товарищам Мурашов с той прямотой и искренностью, от которых он еще не успел отвыкнуть в своем новом гвардейском мундире.
Все откликнулись на это приглашение, и беседа полилась веселая, оживленная, как это обыкновенно бывает, когда соберется холостая молодежь. Только Несвицкий сидел растерянный, сконфуженный и почти не вмешивался в разговор.
Было неосторожно произнесено одно общеизвестное женское имя, и раздавшиеся вслед за этим смелые шутки покоробили даже самых бесцеремонных.
Что касается Мурашова, то он положительно сидел, как на иголках. Он к такому обращению с женскими именами не привык, в особенности с такими, как то, которое произносилось.
Несвицкий тоже молчал, хотя его молчание имело совершенно иной источник.
Молоденький поручик, граф Тандрен, понял молчание Несвицкого по-своему.
— Вот и видно кандидата в мужья! — рассмеялся он. — Мы все мелем, что на ум взбредет, а князь, как будущий супруг, и осуждает нас, и к нашей беседе пристать не хочет, понимая наперед, каково будет со временем подобные разговоры слушать!
