– Ты все сказала?
Его тихий голос и самообладание возмутили ее.
– Нет. – Охваченная безумным желанием взять над ним верх, возбужденная опием, разгорячившим кровь в жилах, Виктория протянула руки к его шее. – А ты?
Он схватил ее за запястья. Одеяло свалилось на пол. Она задрожала, огонь, вспыхнувший в его глазах, обжег ее.
Отпустив ее руки, Дэвид поднял одеяло и накинул его ей на плечи.
– Ты оскорбляешь себя, Мэг. Ей была ненавистна его жалость.
– Я не нуждаюсь в твоей милости, Дэвид. – Виктория отвернулась. – Но когда меня потащат на виселицу, – прошептала она, – я хочу, чтобы ты был там.
Виктория умолкла, не в силах произнести больше ни слова. На нее нахлынули давно похороненные в сердце воспоминания.
– У тебя есть кто-нибудь, с кем бы ты хотела связаться? – тихо спросил он. – Может быть, твоя семья?
– Моя семья?
Его семья. Сын, которого он никогда не видел.
Ее больше не защищала та не привлекающая внимания тихая жизнь, которую она вела столь долгое время. Место, куда она удалилась, где могла любить своего сына и обрести покой, где старалась искупить совершенные проступки, заплатить долги перед обществом, восстановить справедливость по отношению к тем, кто, по ее мнению, этого заслуживал.
А свои тайны она унесет с собой в могилу.
Сэр Генри слишком добр к ней, чтобы страдать по ее милости. Он любит Натаниела, любит ее.
Но он любит Викторию Манро, а не Мэг Фаради. Мэг Фаради никто не любил.
И меньше всех Дэвид.
У нее не оставалось надежды сохранить сына. Но она не могла допустить, чтобы Натаниела вырвали из его семьи и отдали на воспитание чужому бессердечному человеку, который силой удерживал ее здесь и позволял рыдать, уткнувшись в его рубашку.
Последний раз она так рыдала два года назад, когда похоронила мать Зевса. Неожиданно она вспомнила кошку, которую выловила из кишащих акулами вод у берегов Бомбея. Она привезла с собой в Англию это бездомное животное, единственную подругу беременной девятнадцатилетней девушки, которой больше некуда было ехать.
– Это все опий, – шмыгнула Виктория носом, когда Дэвид положил ее на кровать и накрыл одеялами, сохранявшими его запах.
– Я знаю.
– Я тебя ненавижу, – солгала она, закрыв глаза. Он подоткнул края одеяла.
– Я знаю.
Она старалась ненавидеть его. Многие годы старалась, но сейчас мысли путались. А почему, собственно, она должна ненавидеть его?
– Спи, Мэг. И она уснула.
Дэвид совершенствовал свое мастерство в фехтовальном зале, двигаясь по кругу с такими же точными движениями, как если бы защищал свою жизнь, с теми же упорством, ловкостью и решимостью довести до конца начатое дело. Он наступал и отступал, только для того чтобы снова наступать.
Пот заливал глаза. Он тренировался уже час, тишину нарушало только его дыхание. На мгновение он замер и парировал удар.
Памела Рокуэлл, сложив на груди руки, стояла в дверях, наблюдая за ним. Она была его партнером с тех пор, как три месяца назад он снова присоединился к группе Кинли. Порочная как смертный грех, она умела добывать информацию. Если бы он предоставил ей малейшую возможность, она выведала бы все его тайны. Она была замужем за другим его партнером, занимавшимся этим делом.
Шурша зеленым платьем и нижними юбками, она вошла в зал.
– Не позволяй кончику шпаги отклоняться, дорогой. Прием требует устойчивости и быстроты. Ты сегодня не в форме.
– Благодарю за замечание, Памела. Я не знал, что ты фехтуешь.
– Ты не пользуешься огнестрельным оружием. – Она подошла к нему. – Но оттачиваешь свое умение владеть колющим оружием. Нет ли в этом двойного смысла?
– Лишь в том случае, если я проткну чье-то сердце кончиком этой шпаги.
Он сдернул с крючка полотенце, вытер лицо и волосы, мокрые от пота. На нем были рубашка с длинными рукавами и черные брюки, заправленные в короткие сапоги. Одежда удобная, но в ней слишком жарко даже в холодную погоду.
– Хочешь еще позаниматься, а потом встретиться с Кинли?
– Не беспокойся, я верен своему долгу.
– Значит, ты готов передать ему свою пленницу? Кинли уже давно хочет повесить этот трофей на своей стене.
– Странно, – Дэвид бросил полотенце на пол. – Ведь мы совсем недавно узнали, что она, возможно, жива.
– Ты вышел из дела девять лет назад. По своей воле, могу заметить. Может быть, мне надо напомнить тебе о твоей работе, Дэвид? Чтобы ты не поставил под угрозу это задание.
– Задание, Памела? Сколько времени прошло с тех пор, как Кинли узнал, что Мэг жива?
Памела смахнула пылинку с рукава, она не подозревала, что тупость Кинли всегда омрачала отношения Дэвида со своим бывшим наставником.
– Я тебе не враг, Дэвид. Я на твоей стороне. Не забывай об этом.
– А я никогда не верил, что министерство иностранных дел интересует только истина. Или в то, что ты никогда не лгала мне.
Памела вздохнула:
– Знаешь, как трудно выловить в бурном море обломки потонувшего корабля?
– Зависит от глубины. Люди все время занимаются этим. Памела стояла, освещенная лучами солнца, струившимися из двустворчатого окна.
– Когда Кинли не смог обнаружить на этом корабле и следа похищенных из сокровищницы вещей, возникло предположение, что мисс Фаради не находилась в числе пассажиров. Пять последних лет он посылал агентов во все британские порты до самой Калькутты. Ты должен гордиться, что нашел ее меньше чем за три месяца.
– Кинли, черт его побери, все эти пять лет знал, что Мэг, возможно, жива?
– А тебе что за дело? Совершенно очевидно, что она все еще поддерживает связь со своим отцом. С кем она собиралась встретиться вчера, когда ты перехватил ее на дороге?
– Пойми, ведь она моя жена.
– Кинли говорит, что десять лет назад обстоятельства расследования мешали проникнуть в окружение полковника Фаради каким-либо иным путем. – Памела пристально смотрела на него из-под опущенных ресниц. – Любой мужчина не удивится, что ты решил соединить удовольствие с делом.
Он повесил шпагу на место.
– Я не святой, как считают многие. А Мэг не дьявол.
– О, пожалуйста, Дэвид. Ты заработал этот шрам не во время стрельбы по тарелочкам, – напомнила Памела. – Мэг Фаради виновна во всем, в чем ее обвиняли, и я не верю, что ты забыл о задании.
– Я ничего не забыл.
Он вернулся к Кинли закончить это дело ради душевного покоя, ради справедливости и ради ответов на вопросы, , которые десять лет ждали ответов. Так он успокаивал свою совесть каждое утро, когда смотрел в зеркало.
Он не знал, почему ему не хочется отдать Мэг Кинли и забыть о ней. Может быть, он хотел узнать правду о том, что произошло, когда она покинула его и исчезла. Он мог заключить по ее поведению, что она виновна. Но в чем именно, он точно не знал.
