Возможно, он и сам не успел подготовить себя к подобному зрелищу, сопровождаемому приглушенным, а порой и весьма красноречивым роптанием. Море голов, стены юбок с вкраплениями из позолоченных эфесов, казалось, окружали возвышение в центре зала на многие мили. Джулиан никогда не видел, чтобы в одном помещении одновременно находилась хотя бы половина от такого числа собравшихся. Уже сейчас теплый и влажный воздух был перенасыщен смесью из парфюмерных запахов и чего-то кислого. Он взглянул прямо перед собой на королевский трон, где уже восседал монарх, который смотрел на появление Джулиана в зале с видом зрителя, встречающего на сцене очередного актера, призванного сыграть свою роль на предстоящем спектакле. Совсем рядом, футах в десяти от короля, на этом же возвышении сидела леди Сибил да Лаэрн. Увидев Гриффина, она улыбнулась, и Джулиану показалось, что, несмотря на явную старость, ее лицо было здесь самым привлекательным.
Охранники остановились футах в двадцати от помоста, и Джулиан, сделав еще пару шагов, встал перед королем на одно колено. Старый усатый барристер выступил вперед, держа в руках пергаментный свиток, громко прокашлялся, и выстроившиеся в шеренгу охранники дважды ударили своими короткими мечами о щиты, приказывая зрителям замолчать.
Барристер развернул свиток.
— Слушайте, слушайте, и пусть знает каждый, кто здесь присутствует! Сегодня перед судом нашего суверена короля Эдуарда предстанут Джулиан Гриффин, рыцарь королевской армии, и Сибилла Фокс из замка Фолстоу, призванные к ответу по делу о государственной измене, шпионаже и неподчинении Короне.
С каждым словом, раскрывающим суть вины подсудимых, толпа, стоящая позади Джулиана, ахала с неподдельным ужасом.
Глядя в упор на Джулиана, барристер продолжил:
— Подтверждаете ли вы под присягой, что вы тот самый рыцарь лорд Джулиан Игнатиус Альфонс Гриффин из Лондона, состоявший ранее на государственной королевской службе?
— Да, — кивнул Джулиан.
— Подтверждаете ли вы под присягой, что показания, которые вы дадите сегодня перед Богом и вашим королем, будут правдивы, точны и полны, насколько это возможно?
— Да.
Барристер отошел в сторону и свернул пергамент. Джулиану казалось, что пылающие глаза Эдуарда обжигают ему лицо.
— Мой повелитель?
Еле заметным движением пальца Эдуард указал Джулиану на свободный стул, стоящий на возвышении справа от помоста, шагах в десяти.
Поднявшись с колена, Джулиан подошел к стулу и занял свое место. Теперь он находился на виду у сотен человек, собравшихся вокруг и беспардонно разглядывающих его со всех сторон. Последнее обстоятельство заботило Гриффина меньше всего, он просто не обращал на них никакого внимания, сосредоточившись на двустворчатой двери, оказавшейся вдруг так далеко, ожидая того момента, когда охранники снова широко ее распахнут и он сможет увидеть Сибиллу.
С левой стороны раздался тихий предупреждающий голос Эдуарда, очевидно, предназначавшийся только для ушей Джулиана:
— Полагаю, ты знаешь, как себя вести, лорд Гриффин.
Король снова кивнул барристеру, сохраняя на лице выражение почти полного безразличия.
— Ввести заключенную! — приказал усач.
Двери начали открываться, причем, как показалось Джулиану, слишком медленно, и все головы присутствующих одновременно обратились в одну сторону. Когда первый охранник появился в зале, никто не издал ни звука. Джулиан заметил мелькнувшую в центре группы белокурую голову Эрика и инстинктивно перевел взгляд чуть вперед.
Да, безусловно, она находилась там. По мере продвижения конвоиров по залу вокруг них образовывалось пустое пространство, и мертвая тишина начала давить на уши Джулиана так сильно, что ему казалось, еще чуть-чуть, и барабанные перепонки лопнут. Передний строй охранников шел веером, отгораживая Сибиллу от толпы.
Обычно горделивая осанка Сибиллы сейчас ей изменила. Ее голова была склонена, и неубранные черные волосы, обнимая плечи, струились по ее спине. Она была одета в простое тонкое белое льняное платье, из-под глубокого декольте которого пробивалась узкая кружевная полоска, а неровно подрубленный подол обнажал оголенные грязные лодыжки в кровоподтеках. Бледные ноги Сибиллы были обуты в простые крестьянские матерчатые туфли тоже белого цвета.
Она выглядела такой легкой, слабой и… прозрачной, что у Джулиана защемило сердце. Что же пришлось перенести этой гордой, красивой и энергичной женщине? Точнее, не ей, а той белой тени, от нее оставшейся?
И вдруг, словно по сигналу, толпа взорвалась негодующими яростными воплями. Свист и шипящая брань, оскорбления и ругательства посыпались со всех сторон:
— Ведьма!
— Изменница!
— Шлюха!
Безобразный гвалт становился все громче, вскоре в нем уже нельзя было разобрать отдельных ругательств, они слились в единый грязный поток. Похоже, Эдуард не возражал против того, что происходит в зале, и оскорбления продолжались до тех пор, пока Сибилла не добралась до предназначенного для нее стула, расположенного ниже помоста в центре зала таким образом, что, казалось, собравшиеся, готовые разорвать ее в клочья, нависали над ней яростной стеной.
— Сибилла, посмотри на меня, — прошептал Джулиан, ожидая, что на лице Сибиллы промелькнет луч надежды.
Но и этого не произошло. Она лишь встала по левую сторону стула, еще ниже согнув голову, и сцепила руки перед собой.
Барристер дал новый сигнал охранникам, и они снова ударили мечами по щитам, приказывая толпе смолкнуть.
— Сибилла Фокс, вы представлены здесь, в королевском суде, по обвинению в государственной измене, шпионаже и неподчинении Короне. Подтверждаете ли вы под присягой, что вы та самая женщина, известная под именем леди Сибилла Фокс из замка Фолстоу?
— Да. — Ее голос был тих, но чист, без малейших признаков дрожи, которая могла бы выдать волнение.
— Подтверждаете ли вы под присягой, что показания, которые вы дадите сегодня перед Богом и вашим королем, будут правдивы, точны и полны, насколько это возможно?
— Да, — снова произнесла Сибилла.
— Садитесь, — приказал барристер.
Король демонстративно подождал, пока в зале затихнут кашель и шарканье каблуков, после чего обратился к Сибилле.
— Сибилла Фокс, — начал он, словно раздумывая. — Сибилла Фокс, наконец-то мы с вами встретились. — Казалось, что маленькая фигурка обвиняемой никак не среагировала на слова Эдуарда. — Вам нечего сказать самой себе? Я наслышан, что вы слишком торопились, чтобы повидать меня. Даже сбежали из-под ареста и скакали в Лондон всю ночь. Никто вас к этому не принуждал?
