– А ты унижен? – спросила Элизабет. – По-моему, ты злишься. Ты себя жалеешь?
– Элизабет, уходи.
Он отвернулся к окну.
– Нет, не уйду. – Она сделала несколько шагов к нему. – Твоя сестра считает, что я избегаю тебя из-за твоего ранения. Это неправда, но я начинаю думать, что ты тоже в это веришь.
Она подошла и положила руку ему на плечо. Фергус отшатнулся.
– Ты полагаешь, мне есть какое-то дело до твоей ноги?
Он не ответил.
Она вздохнула:
– У меня не такая славная семья, как у тебя, Фергус.
Он не ответил, только покачал головой.
Ладно, значит, придется сказать полную правду.
– Я не получила ни одного письма от тебя, но даже если бы и получила, это ничего бы не изменило.
Он повернулся и посмотрел ей в глаза:
– Итак, этим все сказано. Ты за этим пришла? Я понимаю, Элизабет. Ты не хочешь иметь со мной ничего общего.
– Нет, Фергус, ты не понимаешь.
– Чего, черт возьми, я не понимаю?!
Она расправила плечи.
– Я не умею читать.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она отвернулась, потом снова взглянула ему в глаза, желая покончить с этим раз и навсегда.
– Мой отец был вор, а мать – шлюха. Мои братья умеют много чего, и все – противозаконное.
– Я не на твоей семье собирался жениться, Элизабет.
Она не знала даже, что в его утверждении взволновало ее больше: тот факт, что Фергус собирался на ней жениться, или же то, что он, судя по всему, передумал.
– Я родилась в Лондоне, в Кенсингтоне. Это тоже своего рода поле битвы. У моей матери было семеро детей, трое из которых не дожили до трехлетнего возраста. Нас, остальных, послали работать, чуть только мы научились ходить. И некоторыми своими занятиями я бы не стала хвастаться. Я привычна к стирке, но до мисс Найтингейл сама я могла не мыться месяцами. Другой жизни я никогда не знала и даже не представляла себе. Я просто старалась выжить и думала, что так делают все.
Фергус молчал, и потому она продолжила:
– Однажды я заболела и попала в Миддлсекскую больницу. – Элизабет посмотрела в пол. – Только потом я узнала, что это была холера и что сама мисс Найтингейл выходила меня. Услышав, что она собирается ухаживать за ранеными, я взмолилась, чтобы она взяла меня с собой. Я так хотела всему научиться у нее.
Интересно, знает ли Фергус, как тяжело дается ей эта исповедь? Наверное, знает – вот он протянул к ней руку. Элизабет сделала предостерегающий жест: ей не закончить эту историю, если он коснется ее.
– Мне некуда было идти, Фергус, но я хотела стать сестрой милосердия не поэтому. Я чувствовала, что, помогая другим, я могу забыть, откуда я родом. – Она шагнула к одному из окон. – Мисс Найтингейл научила меня всему. Я стала говорить, как она, одеваться, как она, я научилась быть лучше той, какой была прежде. Я узнала, что могу позаботиться не только о себе, но и о других.
– Элизабет, ты так далека от своего прошлого…
Она посмотрела на него.
– Элизабет, ты думаешь, для меня имеет какое-то значение твоя семья? Я вот вышел из семьи с трехсотлетней историей – и получаю жалкие гроши пенсии. – Он раскинул руки, словно желая объять весь Гэрлох. – Я лэрд. Этот величественный древний замок принадлежит мне, но у меня нет денег, чтобы починить крышу или купить овец.
– Ну и хорошо, – просто сказала она.
– Хорошо? – Его брови взлетели вверх. – Хорошо?!
– Фергус, ты выдающийся человек, ты лэрд Гэрлох, ты кавалер Креста Виктории. И если у тебя нет денег, это значит, что мы хоть в чем-то с тобой похожи.
– Ты имеешь больше, чем я.
– Как ты можешь такое говорить? У меня нет ничего, кроме того, что платит мне мистер Лофтус. Ни семьи, ни наград, ни славной истории…
– Ты владеешь моим сердцем.
У нее перехватило дыхание.
– Но мне нечего предложить жене.
– Ну что ты такое говоришь? – Она положила руку ему на грудь. Другая ее рука легла на его щеку. Большим пальцем она погладила уголок его рта. – Ты такой красивый.
– И я люблю тебя, Элизабет.
Она посмотрела ему в глаза.
– И всегда любил.
Как и она сама. Слезы затуманили ей взор.
– С таким ранением, майор Имри, вам понадобится уход и внимание.
Как удивительно, невероятно, чудесно – он улыбнулся!
– Будете моей сиделкой, мисс Джеймисон?
– Я полагаю, майор Имри, у меня есть для этого необходимый опыт.
– Но я располагаю весьма скромными средствами, чтобы оплачивать ваш труд.
Она огляделась по сторонам:
– Зато ваш дом великолепен, сэр. А это нужно учесть. – Она потрогала старинный кирпич. – Ты же не продашь его? Гэрлох – это часть тебя, а ты – часть его. Я не могу представить, чтобы здесь жил кто-то другой.
– Я не вижу другого выхода, – признался Фергус.
– Выход должен быть.
– Тогда мы его найдем.
На ее глаза навернулись слезы. Сердце заполнила любовь.
– Значит, вместе навсегда? – Фергус протянул ей руку. – Я не хочу снова тебя потерять.
Элизабет улыбнулась сквозь слезы.
В следующий миг Фергус поцеловал ее – впервые в жизни. И казалось очень правильным, что они дождались этого самого момента – когда над башней Гэрлоха сияли звезды, а воздух будто замер вокруг.
Близилась гроза. Шона чувствовала это: воздух был влажен, ночной ветерок приносил с собой запах дождя. Гроза – это хорошо, будет в самый раз под ее настроение. Она сможет выплакаться всласть – просто стоять во дворе, обратив лицо к небу, и никто не поймет, что она плачет. Но отчего она собралась плакать – от досады, от гнева или от горя?
Она сбежала в библиотеку – вопиюще неприличный поступок, учитывая, что она хозяйка бала. Здесь она всегда находила приют и успокоение. Вдыхая запах плесневеющих страниц и промасленных кожаных обложек, она могла привести мысли и чувства в порядок.
В детстве она играла здесь: закрывала глаза и на ощупь пробиралась между рядами книг, причем в каждый момент времени могла точно сказать, где находится, – по форме томов и их расположению. Книги о путешествиях больше по размеру и значительно толще остальных, потому в них имеются карты, нарисованные на огромных, сложенных во много раз листах, – это делает их самыми неудобными для прочтения. А самые завораживающие – книги по алхимии, наверняка запрещенные сразу после издания. Какие-то книги были на латыни, и в них помещались рисунки, которых Шона не понимала. Те тома, что были в обложках из ткани, сохранились гораздо хуже книг в кожаных обложках.
В комнату просачивался свет из коридора, но тени в углах он рассеять не мог. Шона подошла к столику, расположенному рядом с потайной дверью, зажгла лампу и села в ближайшее кресло.
