Оглушительный шум уличного движения доносился даже на такую высоту. Широкий бульвар внизу был запружен легковыми машинами, автобусами и грузовиками.
— Какой шумный город! — заметила Энн.
— Он никогда не спит, — восторженно улыбнулся Алекс.
Энн повернулась и стала разглядывать гигантскую гостиную. С потолка свисали традиционные хрустальные люстры, плохо гармонировавшие с современной обстановкой, представлявшей собой странную смесь старины и модерна. Тяжелая мебель красного дерева была покрыта затейливой резьбой. Стоящая на столе чаша с фруктами оказалась при ближайшем рассмотрении сделанной из пластмассы, как и цветы в высоких вазах. На каждом столике лежали связанные крючком салфеточки, придававшие комнате простоватый вид. Трудно было поверить, что такая квартира может принадлежать Алексу.
В проеме двери показалась невысокая фигура очень полной женщины с желто-оранжевыми волосами. Войдя, она остановилась в напряженной позе. Ее стянутое корсетом тело оставалось неподвижным, свободно двигалась только голова и верхняя часть туловища. Из корсета выпирали рвущиеся наружу жировые складки. Женщина была в темных очках, недостаточно темных для того, чтобы скрыть подозрительное выражение ее глаз, как и черные круги под ними. Она двинулась к ним навстречу, и по мере ее приближения Энн почувствовала нарастающее беспокойство.
— Позволь представить тебе, дорогая, — заговорил Алекс, — мою сестру Ариадну.
Улыбаясь, Энн протянула руку.
— Как поживаете? — сказала она.
— Кали спера! — ответил ей низкий глубокий голос, скорее мужской, чем женский.
В ту же минуту Алекс резко произнес что-то по-гречески. Его сестра начала многословно что-то объяснять на том же языке. Алекс перешел на крик. Энн сжала его руку, надеясь успокоить, но он не обращал на нее внимания. С губ Ариадны срывались какие-то слова, видимо, оскорбительные. Дрожа от ярости, Алекс повернулся на каблуках и, схватив Энн за руку, без всякого объяснения вышел с ней из комнаты, пересек холл, поднялся по широкой лестнице и открыл дверь в большую спальню с зашторенными окнами. Вся мебель здесь была покрыта чехлами от пыли, а на постели не было ни одеял, ни подушек. Не отходя от двери, Алекс заревел, как раненый бык. На его крик вбежали две девушки в черном. На ногах у них были большие меховые комнатные туфли. Алекс что-то прокричал, угрожающе жестикулируя. С расширенными от страха глазами девушки забегали по комнате, сдергивая с мебели чехлы. Они входили и выходили, принесли простыни и одеяла, расстелили их на постели. Все это время Энн молча стояла посреди комнаты. Одна из девушек вошла с букетом пластмассовых цветов. Алекс выхватил у нее из рук вазу с цветами и швырнул в коридор. Ваза разбилась вдребезги на мраморном полу. Алекс выбежал из комнаты, и Энн осталась одна.
В этот момент появилась смущенная Елена с чемоданами.
— Что здесь, черт возьми, происходит, Елена? — обратилась к ней Энн.
— Мне очень жаль, мадам, но я не могла не слышать того, что говорилось…
— Не извиняйся, Елена, я думаю, все Афины уже в курсе наших дел.
— Как я поняла, мадам, госпожа Ариадна настаивает, чтобы вы и мистер Георгопулос спали в разных комнатах.
— Что? — Энн расхохоталась. — В разных комнатах? Это с Алексом-то?
— Да, мадам, и это предложение не привело его в восторг. К тому же он, кажется, не любит искусственные цветы.
Горничная застенчиво улыбнулась.
— Но почему мы должны спать отдельно, Елена?
— Видимо, госпожа Ариадна не считает вас супругами, а тут еще приближается Пасха…
Энн не была уверена, что понимает, какое отношение ко всему этому имеет Пасха.
— Разве она не знает, что мы сочетались браком сегодня утром?
— Да, но не в православной церкви, не по греческому обряду. В ее глазах вы все еще не женаты, — объяснила Елена извиняющимся тоном.
— Это просто невероятно!
— Должно быть, она очень религиозна, мадам.
— Должно быть. Ну ладно. Будем распаковывать вещи?
— Не знаю, миссис Георгопулос, как скажете.
— Хорошо. Достаньте только мое синее полотняное платье на сегодняшний вечер и еще косметику. С остальным, пожалуй, лучше подождать.
Елена занялась делом, а Энн пошла знакомиться с их апартаментами. Кроме элегантной спальни в белых и желтых тонах, здесь были две роскошные ванные комнаты и две гардеробные. Короткий коридор вел в большую гостиную с раздвижными дверьми, открывающимися на другую террасу, соединенную с той, которая примыкала к их спальне.
Но внимание Энн привлекли главным образом развешанные на стенах картины Моне, Писарро и Тулуз-Лотрека. Отдельно висели полотна художников, о которых она никогда не слыхала.
Энн не так уж много знала об искусстве и технике живописи. Некоторые сведения, правда, она почерпнула из книг и во время посещения художественных галерей; в то же время это была единственная область, в которой скромная, незаметная жена Бена обладала безошибочным чутьем. Незнакомые картины заинтересовали Энн, ее восхитила отличавшая их смелость изображения цвета. Одна из них произвела на нее особенно сильное впечатление контрастом между основной черно-белой гаммой и одиноким вызывающе ярким пятном: это была струйка алой крови, стекающая с ножа, который сжимал в руке Минотавр. Чудовище на этой картине резко отличалось от его традиционных изображений — вид крови, казалось, смущал его. Подойдя поближе и внимательно рассмотрев полотно, Энн почувствовала, что ее тело покрывается мурашками. «Как может обыкновенная краска, нанесенная на холст, вызвать такие эмоции?!» — не впервые изумилась Энн.
Она подумала, что, будь это ее комната, она убрала бы отсюда импрессионистов. Современные картины были слишком неистовыми, чтобы висеть рядом с ними. Ей почудилось, что они, точно вампиры, высасывают из тонкой живописи импрессионистов цвет и фактуру, чтобы напитать ими собственные картины.
Горничные снова засуетились в комнате. Глядя, как они катаются по мраморным полам в своих меховых туфлях, Энн поняла, почему полы так блестят. Она молча улыбнулась девушкам — немногие греческие слова, которым ее научила Елена, вылетели у нее из головы.
Тем временем в разных местах комнаты были расставлены вазы с живыми цветами и хрустальные чаши со свежими фруктами.
Алекс все не возвращался. Энн решила принять душ и переодеться. Войдя в ванную, она не смогла удержаться от смеха: в ванну нужно было спускаться по ступенькам. Она была так велика, что в теплой воде можно было плавать, а когда мыло выскользнуло из рук, ей пришлось по-настоящему нырнуть за ним.
