Кейт была очень тронута его словами и мягко произнесла, положив ладонь на его стиснутые руки:
– Я понимаю. Я сама чувствую то же, что и вы: он человек слабого характера, но очень обаятельный. Я полюбила его с того самого момента, когда впервые увидела, и я легко могу понять ваши чувства – и даже то, почему вы не любите мою тетушку, а о своей отзываетесь с благоговением. Сэр Тимоти рассказал и об этом, по его словам, она была ангелом.
Филипп кивнул, кусая губы.
– Она не была особенной красавицей или умницей, но сколько в ней было доброты! В те дни Стейплвуд был моим домом, а не… не выставочным экспонатом! И мой дядя дорожил им, как теперь не дорожит! Возможно, Минерва улучшила сады, но он-то, пока не ушло здоровье, заботился о своей земле! Я недавно объехал все поместье и честно признаюсь вам, Кейт: моя земля в лучшем состоянии! Минерва рассуждает бойко, но она ничего не смыслит в сельском хозяйстве. Она полагает, что если этот малый, который стал бейлифом после старого Уолли, льстит ей, то, значит, он молодец. Отнюдь нет! И дядя, наверное, знает об этом, ведь он всего несколько месяцев как перестал объезжать поместье, но это, похоже, его не волнует!
– Это так, – печально согласилась Кейт. – Он сказал мне, что к концу своих дней я тоже обнаружу, что меня уже ничто не способно взволновать. Я еще подумала, что в жизни не слышала ничего печальнее.
Филипп помолчал минуту-другую, а когда заговорил снова, голос его был сумрачен:
– Может, это и к лучшему.
Кейт, поколебавшись, спросила:
– Вы имеете в виду, что в Стейплвуд грядет беда? Речь идет о Торкиле, не так ли?
– Боюсь, что да.
– Филипп, Торкил что – безумен? – с ужасом в глазах спросила Кейт. – Нет, я не могу в это поверить!
– Годами я пытался не верить этому, но нельзя не видеть: вопреки ожиданиям, что Торкил перерастет свои странности, он стал только хуже. Я думаю, что он опасен, Кейт, и я знаю, что он способен на насилие. Если он возбужден, если ему противоречат, то ярость словно затмевает его разум, и он подчиняется одному инстинкту. А инстинкт этот – убивать. Вот почему…
– Вы имеете в виду тот выстрел в собаку? – прервала его Кейт. – Я тоже в тот страшный миг подозревала, что Торкил сошел с ума, но я могу поклясться, что он не собирался стрелять в меня! Даже когда я набросилась на него, а я не могла иначе – я в жизни не была так сердита! – я уверена, что у него и в мыслях не было причинить мне вред. Он был подобен неуклюжему школьнику! Говорил, что если бы я не бросилась к собаке, то была бы вне опасности, что он вовсе не в меня целился. Правда, он грозился застрелить Баджера, но вы же понимаете, Филипп: это была пустая угроза, ведь он же знал, что уже израсходовал оба заряда! И если помнить, что Торкил действительно по своему развитию всего лишь школьник, то вы признаете – во всяком случае, признали бы, если бы были там с нами, – что трудно было не поддаться искушению попугать Баджера! Он примчался весь взмыленный и вдруг прирос к месту, когда Торкил навел на него ружье, и самым драматическим голосом стал уговаривать Торкила отвести дуло! Должна сказать, я была в большой досаде, потому что стоять и дрожать перед Торкилом значило подыгрывать ему. И это человек, который знает Торкила с детства и, как я понимаю, предан ему! Как он мог подумать, что Торкил станет стрелять в него?
Филипп ответил, покусывая губы:
– Он бы и не подумал, если бы был уверен, что Торкил в своем уме. И если бы… если я только глубочайшим образом не заблуждаюсь… если бы Торкил не покушался на его жизнь в ту ночь, когда была гроза.
– О нет! О нет! – в ужасе отпрянув, прошептала Кейт. – Крики, которые я слышала… Хотите сказать, что кричал Баджер?
Филипп пожал плечами, и Кейт вспомнила, что голос показался ей незнакомым и что Баджер появился на следующее утро с пластырем на лице и с перевязанной шеей; и она с протестующим стоном закрыла лицо руками.
– Вы наверняка заблуждаетесь! Наверняка! – всхлипнула она. Не слыша ответа, Кейт порывисто заговорила: – Он, видимо, проснулся от ночного кошмара; тетушка говорила, он им подвержен. А что касается пса, то доктор Делаболь сказал мне, что Торкила однажды в детстве сильно покусала охотничья собака и он с тех пор панически боится собак!
Филипп нахмурился.
– Да, однажды дядюшкина Нелл набросилась на Торкила. Минерва настояла, чтобы собаку застрелили. Насколько я знаю Торкила, он был очень доволен. У него жил кролик, и он его задушил. Вы слышали, вероятно, о маленьких негодяях, которые отрывают мухам лапки? Так вот Торкилу этого было мало. В девятилетнем возрасте он пытался оторвать котенку хвост. А вы забыли, что, когда я приехал сюда и впервые увидел вас, его руки сжимали вам горло?
Кейт побледнела, в глазах у нее застыл болезненный ужас. В горле внезапно пересохло, и ей потребовалось раз-другой сглотнуть, прежде чем она смогла вымолвить слово. Вздрогнув, она выговорила наконец непослушными губами:
– Так это… Торкил? Тот кролик, которого я нашла в лесу? Но доктор Делаболь сказал, что это сделали деревенские мальчишки… что Торкил в это время был в своей комнате! О нет, нет! Это слишком ужасно! Бедный мальчик, бедный, несчастный мальчишка!
Она разразилась слезами, снова закрыв лицо трясущимися руками. Филипп мягко привлек ее к своей груди и стал поглаживать по голове и по затылку, утешая и успокаивая. Когда Кейт справилась с чувствами, он спросил:
– Что за кролик, Кейт?
Дрожь пробежала по ее телу. Едва слышным, прерывающимся голосом она пересказала весь эпизод. Филипп молча слушал и, как только она закончила рассказ, довольно резко спросил, не Торкила ли разыскивал доктор.
– Я не знаю. Я подумала было, что да, потому что слышала, как тетушка спрашивала Пеннимора, не вернулся ли Торкил. Собственно, потому-то я и отправилась искать его. Он ушел от меня в ярости, и, поскольку это я его расстроила, я хотела хотя бы найти его и привести домой. Но когда я сказала доктору Делаболю, что ищу Торкила, он сообщил мне, что Торкил уже час как у себя в комнате. Я еще подумала, что у него, видимо, опять мигрень, потому что этим обычно кончались все его приступы ярости, но он, наверное, просто заснул и проснулся вполне здоровым. О нет, Филипп, он не мог сделать такую ужасную вещь! Он появился в самом доброжелательном настроении; видно было, что он веселый, что ему гораздо лучше, что он счастлив! Я думала, он будет сердит на меня за то, что я вышла из себя и наговорила ему кучу резкостей, которые привели его в бешенство. Но он казалось, все забыл, и, уж конечно, я не стала напоминать ему о нашей ссоре.
У Филиппа вырвалось сдавленное:
– О Боже!
Кейт умолкла и ошеломленно спросила:
