– Боже милосердный! – ужаснулась Кейт. – Он сильно расшибся? Ничего себе не сломал?
– О нет, мисс! Гораздо хуже! – сказал Пеннимор. – Он разбил три чашки севрского фарфора и тем самым погубил сервиз.
– Но ведь главное, что не пострадал лакей! – запротестовала Кейт.
– Лучше было бы пожертвовать лакеем, мисс, уверяю вас, – сурово отвечал Пеннимор. – Не Бог весть какой слуга, не составило бы труда его заменить, не то что чашки севрского сервиза. Но вернусь к предсказаниям миссис Торн: в следующий раз ей привиделся Стейплвуд, сожженный дотла, и через пару дней загорелась сажа в кухонном камине, так что его пришлось засыпать каменной солью, из-за чего обед был подан на целый час позже. Ей осталось теперь увидеть львов и тигров в саду, чтобы ни одна горничная неделю не осмелилась высунуть нос из дому.
– А что ей привиделось в этот раз? – поинтересовался Филипп.
– Сэр, мне чрезвычайно неприятно, и вовсе не таких видений ждешь от почтенной женщины, даже и подверженной странностям, как я это называю. Она говорит, что видела в Голубом салоне гроб, из которого струилась кровь. Вы правы, мисс, это в высшей степени прискорбно, и я бы даже сказал, весьма неподобающе. К сожалению, одна из горничных известила об этом мисс Сидлоу, и та сочла возможным взять на себя прерогативу ее светлости и выбранить миссис Торн.
– Ну, это не поможет! – быстро сказала Кейт.
– О да, мисс, конечно, не помогло. Они поссорились, – продолжал Пеннимор. – И, – добавил он, готовясь сообщить о главном, – миссис Торн сейчас лежит в постели со спазмами. Я подумал, что вам следует об этом знать, мисс.
Эта тирада побудила мистера Филиппа Брума ядовито заметить:
– В самом деле? И что же привело вас к этой мысли?
Кейт, в отличие от своего жениха, не обращавшая внимания на высокопарность Пеннимора, поспешила заметить:
– Вы совершенно правильно поступили, Пеннимор, сообщив мне об этом. Я постараюсь помирить Сидлоу и миссис Торн.
– А я улажу дело с шеф-поваром, – предложил Филипп. – И не надо так презрительно глядеть на меня, Пеннимор. Думаете, я не справлюсь?
– Я просто подумал, мастер Филипп, что поскольку мисс Кейт сама жила за границей, возможно, лучше было бы ей поговорить с шеф-поваром на его родном языке, – холодно парировал Пеннимор.
– Несомненно, это было бы так, если бы шеф-повар был испанцем, но осмелюсь доложить, что по-французски я говорю не хуже, чем она, хотя и не живал за границей! И не воображайте, что можете принизить меня, называя «мастер Филипп», старый вы болтун, потому что вам это не удастся!
– Ну вот, вы обидели его! – с упреком сказала Кейт, когда Пеннимор, откланявшись, удалился.
– Что вы, дорогая! Разве вы не заметили, как он кривил губы, сдерживая усмешку? Мы с Пеннимором старые друзья, что не мешает ему до сей поры намыливать мне шею за употребление жаргонных словечек при дамах. Кейт, вы в самом деле намереваетесь встревать в эту кошачью свару? Одумайтесь!
– Безусловно, намереваюсь! Точнее, я надеюсь, что смогу смягчить ситуацию: это самое малое, что я способна сделать для тетушки! Я должна идти. Где мой ридикюль?
– Вот он, – сказал Филипп, беря ридикюль со стола. – Господи Боже, что вы в нем носите? Он весит не меньше тонны!
– О, это ключ от моей двери! Я положила его в ридикюль, потому что не могла придумать более безопасного места. Это долго объяснять, я потом вам расскажу!
Тем ему и пришлось удовлетвориться, так как с этими словами Кейт упорхнула и появилась только за столом, накрытым к полднику. Мистер Филипп Брум, в задумчивости жевавший сыр, при ее появлении поднялся и воскликнул:
– Наконец-то! Я уже думал, вы никогда не вернетесь! Где вы там застряли, мадемуазель?
– Судя по вашему обращению, вы без труда нашли общий язык с шеф-поваром! – съязвила Кейт.
– Да, вы правы. А судя по вашей реакции, ваша задача оказалась не из легких?
– Да, уважаемый сэр, совсем не из легких! Я бы сказала, что это была изнурительная задача!
– Однако вы не выглядите изнуренной, – улыбнувшись Кейт, произнес Филипп. – Напротив, вы ослепительны! Вам удалось помирить этих бешеных кошек?
– О нет, их помирит только время! – беспечно ответила она. – Самое большее, что мне удалось, – это убедить каждую, что ее поведение свидетельствует о ее триумфе в глазах соперницы и что без нее хозяйство развалится, а тетушка заболеет еще сильнее. Теперь они друг с другом не разговаривают, и я буду у них связующим звеном, пока они не забудут свою ссору или пока не выздоровеет тетушка.
Филипп положил нож, который вертел в руках, и спросил, сколько еще дней она намерена оставаться в Стейплвуде.
– Ну, я не знаю сколько, наверное, пока тетя не встанет на ноги, – ответила Кейт. – Надеюсь, недолго. Но вы же не можете серьезно предлагать мне уехать именно сейчас, когда я наконец могу быть здесь полезной! Вы можете считать пользу от меня пустяковой – ведь вам так легко удалось умиротворить шеф-повара, – но я могу поклясться, что было вовсе не легко успокоить двух взбешенных женщин, одна из которых полагает себя самой главной, а другая, хотя и неплохая сама по себе, обременена множеством болезней и так из-за этого чувствительна, что малейшая грубость вызывает у нее нервные спазмы. С чем этот пирог?
– С олениной. Я сроду не слыхал…
– Здорово! Подайте мне пирога, пожалуйста. Я голодна как зверь!
– Кейт, как вы можете позволять этой толстой ленивой тетке дурить вас? – взмолился Филипп. – Не станете же вы утверждать, что проглотили все, что она вам наплела?
– До крошки! – со смешком подтвердила Кейт. – И восхитилась мужеством, с которым она держится, хотя у нее инфлюэнца, а также жестокие колики – как у тетушки, а может быть, даже хуже! У миссис Торн такая особенность: как только в доме кто-нибудь чем-нибудь заболевает, она тут же заражается той же самой болезнью. Только она никогда не жалуется!
– Я бы очень хотел сам с ней поговорить. Разрешите мне, Кейт!
– Вы ничего не добьетесь, разве что ее совсем изведут судороги! Ей требуется сочувствие, а не нравоучения! Этого добра она с лихвой получает от Сидлоу! И конечно, они обе жутко ревнивы.
– А я-то думал, они закадычные подруги!
– Мне тоже так показалось, когда я приехала сюда, но вскоре обнаружила, что это не так. Они состоят в оборонительном союзе против Пеннимора и Тенби. – Кейт подняла глаза, которые больше не смеялись. – Это очень несчастливый дом, вам не кажется? Совсем не так я представляла себе настоящий английский дом. Здесь скорее три дома, и между ними нет любви. Сэр Тимоти и тетушка неизменно вежливы между собой, но живут как чужие люди. А Торкил живет отдельно от них обоих. И хотя тетушка и сэр Тимоти не ссорятся, их слуги ссорятся постоянно! Что делает жизнь очень неуютной, правда?
