– Его жизни!
– Он еще не умер и, может быть, не умрет и завтра. Какова, ты думаешь, будет реакция Дворянчика, когда он увидит, что твои друзья сбежали? Он подвергнет тебя пытке?.. Ничуть! Этот дьявол пострашнее! Твой муж, несмотря на все его раны, заменит Беранже! Ты чувствуешь себя достаточно сильной, чтобы видеть, как его положат на каминную решетку?
Она не смогла удержать вырвавшийся крик:
– Нет!..
И добавила тише:
– Он не осмелится. Это ведь его брат по оружию!
– Несчастная! Ты еще ничему не научилась! Я не уверен, что в этом красавце-демоне есть что-нибудь человеческое! Но если ты чувствуешь в себе смелость подвергнуться риску…
Так страшно было ее горе, так тяжело на сердце, что она не могла не поддаться искушению сделать последнее усилие.
– Кто уверит меня в том, что они не убьют его, когда мы уйдем? Я не хочу оставлять его одного, Ландри… я не могу бросить его без защиты на руках этих животных!
– Он будет не один: я остаюсь.
– Ты сошел с ума. Они тебя разорвут.
– Не думаю! Этот мальчик, у которого так хорошо подвешен язык, заткнет мне рот и хорошенько меня свяжет с помощью разорванных занавесок. И даже он может слегка оглушить, чтобы все выглядело более правдоподобным. Остальное касается меня одного.
Готье и Беранже, торопясь поскорее перейти к делу, снимали занавески, рвали их на длинные полосы и скручивали наподобие веревки.
В короткое время монах был основательно связан, в то время как Катрин растерянно смотрела на них.
Она взяла руку мужа и прижала к груди. Она была горячая, эта рука, и в ней тяжело билась кровь человека, которого она любила.
– Моя любовь… – прошептала она. – Я бы так хотела остаться с тобой… до самой могилы. Я бы так хотела тоже умереть! Но я должна вернуться домой, к детям. Я должна уйти, оставить тебя, моя любовь…
– Госпожа Катрин, – проговорил Готье хрипло, – надо уходить, мы готовы.
Ландри, уже крепко связанный, сказал:
– Я хочу попрощаться с тобой до того, как мне заткнут рот. Не сомневайся, Катрин! Иди без боязни по дороге, которая тебя ожидает. Ты хорошо знаешь, что я твой брат и что я тебя всегда нежно любил.
Тогда она бросилась на шею монаха и несколько раз поцеловала.
– Побереги себя, мой Ландри, – всхлипнула она. – Последи за ним и моли Бога, чтобы он сжалился над нами…
– Быстрее! – заторопил Ландри, не желая поддаваться эмоциям. – Нельзя терять времени. Теперь кляп… потом удар. Но постарайся не убить меня, мальчик! Я буду молиться за вас. Прощай, Катрин…
Мгновение спустя Ландри Пигас лежал распростертым на полу, умело оглушенный Готье. Капелька крови блестела на его загорелом черепе.
– У него будет огромная шишка, – констатировал молодой человек, – но он дышит. Теперь бежим.
Почти силой оторвав Катрин от неподвижного тела ее мужа, к которому она вернулась, он потащил ее к чулану.
* * *
Деревня внизу казалась совсем маленькой. Среди крыш Катрин удавалось различить дом, где лежал ее муж.
Дышал ли он или смерть, которая так ловко проскальзывает в утомленные тела больных в часы раннего утра, сделала свое дело? Пришел ли в себя Ландри? Обнаружили ли их бегство?
Деревня была спокойна.
У своей щеки Катрин почувствовала дыхание Беранже и увидела слезы в его глазах.
Взволнованная, она спросила:
– Вы плачете, Беранже?
– Мессир Арно… – прошептал он. – Увидим ли мы его когда-нибудь?
– Мы? Вы все еще хотите ему служить… после того, что видели?
– Да! Из-за вас, госпожа Катрин. Вы его так любите. И все же согласились из-за меня его покинуть. Если он умрет… вернусь к каноникам Сен-Проже и сделаюсь монахом.
– Не говорите глупостей, Беранже! Вы не созданы для монастыря…
Но что-то сжало ей сердце. Ландри тоже не был создан для монастыря, когда в возрасте Беранже… Небо иногда делает странный выбор.
Ей показалось, как сквозь пространство доносится голос Сары, которая уверенно сказала ей в первый день осады: «Мессир Арно вернется в Монсальви!»
Зазвонил колокол, неслись крики часовых от башни к башне, где-то проревел рог, сзывая людей к их повседневным обязанностям.
– Пора? – спросил Готье.
Катрин отвела глаза от дома нотариуса, где оставила своего мужа, в то самое время, когда большой подъемный мост стал с грохотом опускаться.
– Да исполнится Твоя воля, Господи… – прошептала Катрин.
Куртина (куртин) – часть укрепленной стены между двумя башнями. (Прим. пер.)
Барбакан (барбакана) – с арабского barbakkhaneh, стена перед дверью. Наружное, сравнительно невысокое укрепление с башнями у рва перед мостом. В нем размещали караульные помещения и склады, оно предохраняло основной подъемный мост с решеткой. (Прим. пер.)
Жак Кер (около 1395–1456) – французский купец, финансист, государственный деятель. (Прим. пер.)
Прозвище, данное в народе Бернару д'Арманьяку графу де Пардьяку. (Прим. авт.)
В средневековых замках женщины всегда должны были мыть в бане сеньора, его сына и его первых офицеров. Передать гостя заботам дамы значило оказать ему честь. (Прим. авт.)
Монсальви (Montsalvy) или Монсальва (Montsalvat) – как Гора Спасения. (Прим. пер.)
В одиннадцать утра. (Прим. авт.)
Косая поперечина, начерченная слева направо на поле герба, указывала на внебрачное рождение. (Прим. авт.)
В эту эпоху иногда образовывали женский род от мужских собственных имен. Так дочь Жана Соро стала Аньес Сорель. (Прим. авт.)
Альмерия– испанский порт в Андалузии, древняя мавританская крепость на побережье Средиземного моря. (Прим. пер.)
Во время обряда миропомазания королю даровалось одновременно право чудесного исцеления. Король касался больных со словами: «Король тебя касается, Бог тебя исцеляет!» (Прим. авт.)
Котта – род рубашки с длинными рукавами, надевавшейся как под верхнюю одежду, так и на доспехи. (Прим. пер.)
