Но каждый раз, когда Гарри замечал первые проблески ужаса в ее глазах, он отступал. Он продолжал отступать, хотя это доводило его до сумасшествия. Он хотел ее. Хотел ее всю.
А сейчас из-за Минетты ему придется ждать еще дольше.
— Гарри?
Он очнулся, обнаружив, что отвлекся. Одного вида проницательных зеленых глаз было достаточно, чтобы его тело напрягалось, хотя это не сулило ему ничего хорошего. Не теперь. Наверное, должно будет пройти много дней. Вот не повезло, черт побери.
— Да, Кейт. Я хочу знать, что вы собираетесь сказать Дрейку.
Она улыбнулась и повернулась к Дрейку.
— «Разве не сладкий плод — моя первая любовь?»
В течение минуты в комнате стояла тишина. Слова были знакомы; Гарри где-то слышал их. Он почти видел их. Он также видел чудесный изгиб груди Кейт, и ему хотелось взять ее в рот.
Он моргнул. Кашлянул. Совсем не время для этого. Надо думать о другом.
— Черт, — вдруг вскочил Чаффи. — Фляжка Грейсчерча. Та красотка.
Улыбка Кейт показывала, что он понял правильно.
— Да, Чаффи. Эта строчка — «Разве не сладкий плод — моя первая любовь» — была на миниатюре, спрятанной на фляжке Джека. Портрет женщины, которая была любовницей и Джека Грейсчерча, и Диккана. Вездесущей Минетты. Дрейк угощался из этой фляжки у Джека с Оливией в Оук-Гроув.
Быстро поцеловав Гарри, Кейт встала и исчезла из его поля зрения.
— Эй! — запротестовал он, остро ощущая ее отсутствие.
— Тсс, — услышал он позади себя. — Я хочу помочь. Не отвлекайте меня.
И без лишних слов Кейт сменила Маджа, который прижимал к спине Гарри давящую повязку, и надавила на нее со всей силы.
— Ох! — вырвалось у Гарри, по его спине пробежала новая волна боли.
— Тсс, мой мальчик, — сказала она преувеличенно бодрым голосом. — Вы ведь не хотите, чтобы ваши друзья решили, что вы какой-нибудь слабак?
— Мне все равно, что подумают мои друзья. Мне больно!
Кейт поцеловала его в плечо и почти отвлекла его.
— Лучше?
Гарри недовольно запыхтел.
— Для начала.
— Но что это значит? — настаивал Дрейк.
— Эта строчка? — спросил Чаффи. — Она должна что-то значить?
— Вы уверены, что на фляжке не было других слов? — сказал Дрейк.
— Других я не видела, — отозвалась Кейт. — Но эти запомнила.
— А что с булавкой епископа? — спросил Дрейк. — Это ошибочный след?
Кейт покачала головой:
— Нет-нет. Я думаю, это части одного стихотворения. Господи, где же я его видела?! Потому что эти строки не следуют одна за другой, а несколько разделены.
— Откуда вы знаете?
Она пожала плечами:
— Может быть, пойму, если еще раз увижу. Где фляжка?
— Я передал ее барону Тереку, — сказал Дрейк. — Он хотел, чтобы его парни взглянули на нее.
Гарри услышал, как к дому подъехала карета. Наверняка доктор. Гарри ненавидел докторов почти так же, как ненавидел оказываться их пациентом. Не раз он избежал ампутации только потому, что отказывался спать. Эти ребята сразу же готовы были что-то отрезать. Последний раз его спас Йен Фергюсон, который прогнал хирургов, издав шотландский боевой клич, после чего медицинская палатка опустела.
В памяти Гарри мелькнуло что-то связанное с Йеном. Фляжка.
— Черт, — выдохнул он. — Йен.
— О чем это вы? — спросил Дрейк.
— Когда вы передали барону фляжку?
Дрейк подумал.
— Точно не помню. На прошлой неделе.
— И сразу же после этого произошло покушение на Веллингтона, — вмешалась Кейт.
Гарри кивнул и тут же раскаялся в этом — боль в спине усилилась настолько, что хотелось взвыть.
— Именно.
— Вы же не думаете, что Терек имеет к этому какое-то отношение? — запротестовал Дрейк.
— Он что, человек правительства? — спросила Кейт.
— Официально я не могу подтвердить этого, — сказал Дрейк.
— Я могу, — сказал Гарри. — Правительству стало известно, что искомое стихотворение, как нам сказали, как-то связано с инициированием атаки на Веллингтона, и вдруг на него было совершено покушение.
Наступило гробовое молчание. Все были в шоке.
— Нет, — воспротивился Дрейк. — Невозможно.
— Что вы думаете, Гарри? — спросила Кейт, наклоняясь над ним.
Это казалось невероятным. Терек слыл спокойным, деятельным и основательным человеком с хорошим чувством юмора. Гарри знал, что этот человек был связующим звеном между правительством и какой-то теневой организацией. Во время работы на Сковилла Гарри как-то пришлось представлять ему отчет, и тот произвел на него впечатление человека холодного, собранного, консервативного и с аналитическим складом ума. Но чтобы он принадлежал к «львам»? Гарри не мог себе этого представить.
— Узнайте, кому он отдал фляжку, — предложил Гарри.
— Можно просто попросить вернуть ее, — добавил Чаффи. — Посмотреть, что из этого выйдет.
На том обсуждение и окончилось, поскольку Финни открыл дверь, чтобы впустить Би и широкоплечего юношу с большими руками и живыми глазами. Гарри только мельком увидел его, ибо тот сразу оказался за его спиной.
— У вас здесь целая аудитория, ваша светлость.
— Майк! — Кейт приветствовала его как старого друга. — Очень рада, что вас удалось разыскать. Едва мой муж выехал в свет, как получил нож в спину.
— Только не еще один бездельник из вашей свиты, — запротестовал Гарри.
— Господи, нет, — сказал доктор и громко засмеялся, просто загрохотал. — Я помогаю в сиротском приюте.
Гарри попытался заглянуть за свою спину.
— В сиротском приюте?
Он поймал ухмылку Кейт.
— Нам с Би ведь нужно чем-то заниматься в зимнее время, когда тюльпаны не требуют забот. Доктор Майкл О’Рурк, познакомьтесь с майором сэром Гарри Лиджем.
— Очень рад, майор. Гвардия?
— Девяносто пятый.
— О, ему досталось, что хорошо видно на его дорожной карте. Не удивлюсь, если окажется, что вы побывали в моей палатке. Держите его за руку, Кейт. Он нервирует меня.
— Только ничего не отрезайте, — предупредил Гарри.
Доктор рассмеялся. Гарри изо всех сил старался не дергаться, но он был живым человеком. Кейт обошла кругом и взяла его руку в свою. Лучше бы она этого не делала. Ее рука была холодной и влажной, от этого у него появилось чувство вины. Она боялась. У его Кейт слишком часто возникали причины для страха. Она не сводила с него глаз, как если бы уравновешивала его боль. Тогда он подмигнул ей.
— Хорошие новости и плохие новости, майор, — сказал доктор, выпрямляясь. — Ничего важного не задето, но вы потеряли слишком много крови. Я вынужден открыть рану немного шире и прижечь.
