– Я хорошо знал, что рано или поздно вы придете за мной, – сказал он еле слышно. – Ведь вы Мандрен, не так ли?
Эти слова застали атамана врасплох. Он ожидал всего: страха, криков, униженных просьб, но не холодного спокойствия.
– Да, я Мандрен. Стало быть вы ожидали моего прихода? Странно!..
– Вовсе нет! Я ждал вас, ибо люди вашего склада обычно путают правосудие и убийство. Я знал, что вы будете мстить тем, кто послал вашего брата на виселицу. Но ведь это сделал именно я. Так чего вы ждете?
Краска гнева прилила к лицу Мандрена. Однако, увидев, что Сен-Пьер хочет вытащить старика из постели, он остановил его.
– Подожди!.. Итак, в час, когда вы должны умереть, вы не испытываете ни малейших угрызений совести? А ведомо ли вам, что именно теперь стоило бы помолиться о своих грехах. Ведь совсем скоро Господь воздаст вам за все человеческие жизни, которые вы обрекли на смерть.
Судья только пожал плечами;
– Как я буду отвечать перед Богом, это уж мое дело. Но я не стану просить у него прощения за то, что честно отправлял правосудие. Приговорив к смерти Пьера Мандрена, я лишь выполнял свой долг, ибо по закону фальшивомонетчики должны быть повешены. Если бы мне вновь пришлось судить его, я бы сделал то же самое.
– Как вы смеете! – вскричал Мандрен. И тут за его спиной раздался ясный, бесстрастный голос:
– А как же иначе! Что вы понимаете в правосудии, вы, которые умеете лишь грабить, воровать, посягать на честных людей.
– Замолчи, Жанна! – вскинулся судья.
Мандрен повернулся к девушке. Она стояла с факелом в руке, огонь которого освещал ее хрупкую, полную решимости фигуру и гневное лицо ангела-мстителя.
– Я не грабитель и не вор, – возразил ей Мандрен. – Не путайте меня с откупщиками. Спросите лучше у честных людей, кого они предпочитают, меня или чиновника по откупам?
Тут в разговор вступил нетерпеливый судья:
– Итак, будем мы убивать или нет? – спросил он без должной твердости в голосе.
Мандрен покачал головою:
– Я не убиваю больных людей, а тем более людей храбрых. Этот старик держится мужественно, а я не убийца. Дух Пьера удовлетворится смертью Море.
И вновь Мандрен сдернул с себя свою широкополую шляпу и склонился в церемонном поклоне перед девушкой.
– Как, вы уходите? – изумилась та.
– Вот именно. Вышла ошибка. Простите, что потревожили вас, мадмуазель. Вашему отцу больше ничто не грозит.
Улыбка, озарившая лицо Мандрена при этих словах, запала в душу Жанны де Пиоленк, хотя в тот момент она и не отдала себе в этом отчета. Застыв на месте, она молча наблюдала как силуэт благородного разбойника удаляется по коридору. Она была столь поражена случившимся, что голос отца не сразу вывел ее из прострации.
– Очень странный молодой человек, – задумчиво заметил тот. – Клянусь, что в этом преступнике больше благородства, чем у большинства так называемых благородных людей, с которыми мне приходилось иметь дело. Если его брат был из того же теста, значит я зря его повесил…
Тем временем, Мандрен, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, спустился вниз, где его люди не теряли времени даром, вовсю приударяя за повеселевшими служанками. Вот и Пьемонтец развлекал своими байками одну прехорошенькую девицу, которая сопровождала его россказни глуповатым, искренним смехом.
– Все, поехали отсюда! – скомандовал Мандрен. Гурьбой разбойники направились к выходу, но тут навстречу им вышел некий молодой незнакомец в элегантном костюме и со шпагой на боку. Окинув взглядом происходящее, он бестрепетно двинулся наперерез Мандрену. Тот посмотрел ему в глаза и отрезал:
– Я не убиваю больных… и честных людей. Казнив моего брата, ваш отец поступил так, как ему диктовала совесть. Я могу понять это… и простить.
Они уже вышли во двор и садились по коням. Юноша последовал за ними и неожиданно схватил поводья лошади Мандрена:
– Да, я сын президента. Вы разрешите мне сопровождать вас? Я хотел бы поговорить с вами.
– Как вам угодно.
И Мандрен в сопровождении странного молодого человека и своих сообщников покинул замок, где благодаря его добросердечию, так и не разыгралась трагедия.
В ту ночь между атаманом контрабандистов и молодым дворянином Пьоленком зародилась глубокая дружба. Юный Пьоленк де Тури с сочувствием отнесся к возмущению Мандрена вопиющими злоупотреблениями откупщиков. Когда же через месяц его отца не стало, а сын стал главой семьи, унаследовав и замок Рошфор, он с радостью пригласил заезжать туда Мандрена и его людей.
– Приезжай, когда захочешь. Ты всегда будешь желанным гостем, – сказал он Мандрену.
Тем временем его гордая сестра продолжала оплакивать смерть отца и отказывалась принять эту неожиданную дружбу между ее братом и тем, кого она упорно называла бандитом… быть может пытаясь внушить это мнение самой себе. Когда Мандрен наезжал в Рошфор, она отказывалась выходить к столу.
– Моя сестра не любит тебя и с этим я ничего не могу поделать, – говаривал Пьоленк.
– Очень жаль, но может быть так даже лучше, – отвечал на это Мандрен.
В глубине души он этого не считал. Образ прекрасной и смелой девушки глубоко запечатлелся в его душе с той памятной ночи. Тщетно он пытался выбросить ее из головы, то и дело завязывая романы с теми, кто был готов ему отдаться. Ни красавица Шарлотта де ля Рош, жена директора откупов Бург-ан-Бресса, ни супруга советника Бальмена, ни восхитительные близнецы Милан, ни все те, с которыми он сближался на ночь или на несколько часов не могли изгладить из его памяти образ отважной и хрупкой Жанны.
А тем временем Жанна тосковала, никак не в силах понять, что же с нею происходит, отгоняла от себя воспоминания о нечестивом разбойнике, но невольно вздрагивала, слыша, как в самых разных уголках Савойи и Дофине люди распевают веселую песенку о подвигах Мандрена:
Нам нипочем, что ветер хлещет —
То ветер грозных перемен,
Пусть королевский мод трепещет,
Сюда идет Мандрен…
во всю глотку распевали сотни мужчин и женщин, несказанно довольных тем, что нашелся человек, бросивший вызов ненавистным властям. И Жанна невольно начинала горевать о том, что она не «барышня-крестьянка», а благородная дворянка. Она начинала по-черному завидовать этим крестьянским девушкам, которые повсюду сопровождали людей Мандрена. Когда же она поняла наконец, откуда возникла эта зависть, а точнее ревность, она бросилась в церковь, долгой молитвой у алтаря пытаясь изгнать из своего сердца нечестивое наваждение любви к разбойнику.
А популярность Мандрена продолжала возрастать. Он стал своего рода национальным героем, так что на него обратил свое просвещенное внимание сам Вольтер:
