Поцелуй их был долгим. Жиль весь был захвачен глубокой нежностью, настоятельной потребностью долго вот так держать ее, хрупкую, ранимую, на своей груди. Сейчас он оторвет ее от земли, унесет далеко от этого пустынного замка, из этого жилища, которое нашел ей этот тревожащий душу Калиостро и который держит ее здесь в страхе перед какой-то опасностью. Он унесет ее в свой маленький домик на улице Ноай, а там мадемуазель Маржон хорошо сумеет позаботиться о ней. А затем оба они уедут как можно дальше и построят свое счастье на более крепкой основе, чем эти песчаные зыби при королевском дворце.
Вновь охваченный своей давнишней мечтой о белом домике в прериях Виргинии, он слегка разомкнул свои объятия, попытался поднять легкое тело девушки, но она так яростно его оттолкнула, что он покачнулся. Пощечина, которую она ему влепила, докончила дело, и он очутился на траве, а Жюдит вновь бегом устремилась по маленькой тропинке к низкому строению с освещенными окнами.
Выругавшись, он вскочил одним прыжком на ноги и побежал за ней, но Жюдит мчалась со скоростью испуганной лани. Он прибежал к двери как раз в тот момент, когда она захлопнулась перед его носом.
В бешенстве он хотел уже выломать дверь, но из-за нее раздался нежный женский голос:
— Я уже хотела идти за вами, дитя мое. Я уже начала беспокоиться. Вы не должны более так задерживаться в парке, особенно когда замок пуст.
Но что случилось? Вы вся в слезах!
— Ничего. Я упала, было немного больно. Не беспокойтесь, я больше не пойду в парк, никогда.
Мне показалось, что я там кого-то видела. Нужно было бы сказать Пьеру, чтобы он обошел окрестности.
— Хорошо, я ему сейчас же скажу.
Оставаться перед дверью дальше было бы опасно. Недалеко от домика Жиль заметил стену парка, устремился к ней, давая себе обещание возвратиться сюда завтра же. Дорога, должно быть, проходит вдоль стены парка.
Когда он достиг верха стены, он увидел широкую дорогу и вдалеке мерцающие огоньки. Вероятно, это была какая-то деревня. Спрыгнув на землю, он зашагал по направлению к этим огням, но шум быстро приближающейся кареты заставил его спрятаться в высокой придорожной траве.
Скоро эта элегантная карета поравнялась с ним. Лошади галопом пронесли карету к решеткам парка. Это, должно быть, возвращалась, как и обещала, Анна де Бальби. Мысль о ее разочаровании, когда она заметит его побег, вызвала у него усмешку.
Через несколько минут он достиг этих огней.
Это была перекладная почтовая станция у деревни Буасси-Сен-Леже. Он нашел там лошадь, один из кучеров показал ему дорогу. Жиль вскочил в седло и во весь опор поскакал по направлению к Версалю.
Когда он туда приехал, начинался летний день.
Восходящее солнце зажигало золото решеток и флюгеров дворца. Скоро солнце устремит свои лучи в заснувшие сады, где уже выходили на работу садовники, расчищавшие аллеи, трубы фонтанов.
Улицы были тихими и пустынными. Жиль чувствовал себя умиротворенным и спокойным, несмотря на все переживания последних часов.
Скачка ранним утром по свежему ветерку всколыхнула его кровь, приглушила все разочарования, причиненные пощечиной Жюдит. Теперь он улыбался, поскольку, поразмыслив, он увидел в этом лишь крайнюю и безнадежную меру самозащиты, девическую реакцию на собственную слабость. Она отомстила ему, потому что не смогла ответить на его последний поцелуй. В следующую же ночь он вновь отправится в Гробуа с Винклеридом и слугами. А уж вчетвером они смогут похитить эту непокорную и привезти ее в Версаль.
«Завтра же, — размышлял про себя шевалье, — я попрошу аудиенции у королевы, чтобы она взяла Жюдит под свое покровительство, и через неделю мы поженимся.»
Эти приятные мысли сопровождали его до самого конца пути, но когда он въехал на улицу Ноай, то отметил, что его появление вызвало почти революцию. Мадемуазель Маржон в своем неподражаемом головном уборе как раз закрывала дверь, намереваясь отправиться к ранней обедне, именно в тот момент, когда он спрыгивал с лошади в саду. Она выронила от неожиданности ключ и молитвенник и испустила мучительный возглас:
— Боже мой! Вот он!
На крик показался Понго. Он кубарем слетел с дерева, на которое взгромоздился с карабином в руках. Возник из зарослей маслины Николаус, слуга Винклерида, с пистолетом в каждой руке.
Одновременно раскрылось окно комнаты Жиля и оттуда высунулся взлохмаченный Ульрих-Август со шпагой в одной руке и с пистолетом в другой.
— Ну что же! — воскликнул он. — Это еще не самое плохое! Я уже начинал верить, что он мертв.
Откуда ты?
— Из ада и рая одновременно. Но клянусь тебе, что рая было больше!
Через некоторое время все собрались у Жиля за ароматным кофе, который так хорошо умел готовить Николаус, а мадемуазель Маржон, впервые в жизни забыв свои церковные обязанности, сообщила Жилю, что случилось во время его отсутствия. Все было объяснено в нескольких словах: темной ночью несколько мужчин в масках проникли в сад, заперли ее в комнате, угрожая сжечь дом, если она пошевелит хотя бы пальцем.
— Вы можете сказать, кто эти люди?
— Никакого представления. Я могу сказать, что у их предводителя блестели глаза через отверстия в маске и у него был вид дворянина! Это был человек высокого роста, с металлом в голосе, и у него был южный акцент. У меня было слишком мало времени, чтобы все рассмотреть.
— Должно быть, вы были сильно напуганы. Я так огорчен.
Но она рассмеялась и лукаво посмотрела на него из-под кружевного чепца.
— Не стоит огорчаться. Мне было страшно лишь какое-то мгновение. Видите ли, я не переношу запаха пороха и запаха табака. Я подчинилась им и пошла к себе по внутренней лестнице, а по пути предупредила Понго. Должна сказать, что у него была довольно интересная реакция.
— Что же это была за реакция?
— Он разделся. Очень быстро. У меня перед глазами появился настоящий предводитель индейцев, ну разве что без перьев.
— Одежда — это неудобно, чтобы тихо прятаться в листве. Понго легко вышел через окно на кухне, спустился в кустарник и вышел из сада, никем не замеченный.
— Он никогда не должен бы одеваться, как все, — заметил Ульрих-Август со смехом. — Костюм Адама подходит ему лучше всего. Когда он в таком виде явился передо мной, я единственно о чем пожалел, что не было красок либо пера.
— Он пришел к тебе, чтобы тебя предупредить.
— Ну конечно же. Я только что возвратился.
Я взял свою шпагу, Николаус — кухонный нож и пистолет.
— А затем, — снова заговорила мадемуазель Маржон, не желающая уступать первой роли, — господин барон и его слуга пошли к постоялому двору, где ужинали его сослуживцы-швейцарцы.
