— Хорошо, папочка. Я прогуляюсь немного с Тини. До свидания, папа. Ты не будешь ходить слишком быстро и утомлять себя, и садиться в четырехколесный кэб с двумя открытыми окнами, и ходить часами, не съев бисквит и не выпив стакан шери?
— Нет, малышка. Я буду очень осторожен. И надеюсь вернуться домой между двумя и тремя часами.
Флора проводила отца до дверей дома и, пройдя с ним до ворот, попрощалась, поцеловав его в щеку, к восхищению молодых джентльменов, сидящих на палубе второго этажа проходящего омнибуса. Затем она вернулась назад в пустую гостиную и равнодушно прогуливалась туда-сюда, выглядывая поочередно из трех окон, не замечая присутствия Тини, чувствуя, что жизнь ее разбита.
К счастью, она обещала доктору выполнить упражнения по латыни, так что после некоторого уныния она взяла свои книжки, ручку и чернила и начала заниматься. Рабы, курьеры, корабли, юноши и девушки, горожане, старые леди — все это вставало перед ее глазами, и вскоре она была совсем поглощена выполнением своей работы.
Флора упорно занималась, то и дело заглядывая в словарь, когда служанка принесла ей карточку из твердого картона, присущего визитам мужчин, но ее владелицей была женщина:
Миссис Гарнер
Женский гардероб
Войси-стрит, Фитсрой-сквер.
P.S. Гибкие условия оплаты в зависимости от состояния платья. Обслуживание в резиденциях леди.
— Эта старая леди хотела увидеть вас, мисс.
Флора еще раз в недоумении взглянула на карточку. Два слова в ней заинтересовали ее — Фитсрой-сквер. Любой, пришедший с Фитсрой-сквер, имел все основания привлечь ее внимание. Ведь ей могли сообщить что-либо об Уолтере.
Слабый румянец возвращающегося здоровья покинул ее щеки при этой волнующей мысли.
— Я не знаю этой женщины, — сказала она, — но приму ее. Вы можете провести ее наверх.
Перед Флорой предстала миссис Гарнер, но не та, обычная миссис Гарнер с Войси-стрит, а весьма прихорошившаяся пожилая женщина в черном сатиновом платье.
Миссис Гарнер воспользовалась своими запасами товаров, чтобы приготовиться к такому визиту. На ней было древнее сатиновое платье с пятнами вина, хорошо заметными при ярком полуденном свете. На ее величаво расправленные плечи был накинут французский кашемир, конечно, тоже старый, но бывший когда-то совсем неплохим, а в настоящее время немного поблекший. Ее шляпка была сшита из пурпурного вельвета с желтым хвостом райской птицы и выглядела весьма пышно, но не по сезону. На руках пожилой леди были ажурные перчатки, сквозь которые просвечивали худые пальцы. При ней были и два свидетельства древней эпохи — черный ридикюль и старинный зеленый зонтик.
Одетая подобным образом и чувствующая себя вполне достойно, миссис Гарнер приветствовала Флору торжественно-чопорным кивком головы.
— Я имела смелость, зайти, мисс Чемни, — начала она, — думая, что молодой леди вашего положения может быть выгодно избавиться от поношенной одежды. Может быть, то, что вам надоело или износилось, заинтересует меня. Я согласна на различные формы оплаты.
— Вы пришли с Фитсрой-сквер, я слышала, — сказала Флора, глядя на карточку в своей руке.
— Да, из ближайших окрестностей Фитсрой-сквер, — ответила миссис Гарнер, соблюдая пунктуальность. — Войси-стрит — район, где я и моя семья провели лучшие дни.
— Пожалуйста, садитесь, — мягко сказала Флора, — что привело вас ко мне?
Миссис Гарнер подобрала свое платье перед тем, как сесть, глядя с удовлетворением на его пурпурный блеск, таким платьем, по ее мнению, любой мог бы гордиться.
— Я слышала, что ваш папа снял дом на Фитсрой-сквер, мисс Чемни, а он ведь весьма богатый человек, вернувшийся из Австралии. И мне пришла в голову мысль, что было бы не так уж плохо, если бы у нас с вами появилось дело, выгодное для обеих. Я могла бы освободить вас от ненужных вещей вашего гардероба. Молодые леди вашего достатка находят удовольствие в покупке новых платьев и, естественно, те им надоедают еще до того, как будут изношены. Но я откладывала свой визит к вам очень долго, так что, когда я пришла к вам на Фитсрой-сквер несколько дней назад, то была проинформирована вашей экономкой о том, что вы переехали в Кенсингтон. «Хорошо, — сказала я себе, — решив иметь дело с мисс Чемни, я так просто не откажусь от своих намерений», поэтому я и пришла в Кенсингтон и надеюсь, проделав такое длительное путешествие, что вы не откажетесь иметь дело со мной?
— Мне очень жаль, — проговорила Флора, — но я не смогла бы, очевидно, продать вам свою одежду. Я склонна думать, что это ужасно. Когда я изнашиваю свою одежду, то я ее просто отдаю.
— Слугам и людям, чье положение в обществе делает эти вещи вполне пригодными для них. Вы когда-нибудь думали над тем, как много маленьких хорошеньких-хорошеньких вещичек — кружавчиков, ленточек и тому подобного вы могли бы купить за деньги, полученные от продажи ваших поношенных платьев?
— Нет, — ответила Флора со вздохом, вспоминая кружева и ленточки, носимые ею до исчезновения Уолтера, — нет, я бы не хотела ничего, что можно приобрести подобным образом. Кроме того, у меня совсем нет повода делать такие покупки. А папа всегда готов дать мне больше денег, чем я хочу.
— Ах, — сказала миссис Гарнер, печально вздохнув, — так может сказать только ребенок, выросший в роскоши. Как сильно это отличается от положения некоторых из нас.
Этот вздох и печальный взгляд миссис Гарнер разбудили во Флоре чувство сострадания.
— Мне очень жаль, если вы расстроились, — произнесла она. — Но если полсоверена могли бы компенсировать вам ваше беспокойство, то я была бы счастлива.
Она открыла свой кошелек, сделанный из слоновой кости и золота — один из многочисленных отцовских подарков.
Миссис Гарнер прослезилась.
— Полсоверена не так уж и много для тех мест, откуда я пришла, — произнесла она, — но я не позволю себе из-за своей гордости отказаться от вашей доброты. Но я пришла сюда не только из-за дел. Причина моего визита находится в моем сердце. Именно из-за нее я так сильно желала встретиться с вами.
— Но почему же вы хотели видеть меня? — спросила озадаченно Флора.
Миссис Гарнер тряхнула головой и вздохнула, положила полсоверена в свой кожаный кошелек и еще раз вздохнула.
— Возможно, это нелепо, — сказала она задумчиво, рассматривая милое лицо Флоры, — но у меня была дочь, единственная дочь, единственная девочка, которую я когда-либо воспитывала, она уехала в колонию и умерла там совсем молодой. И у меня всегда был интерес к тем, кто хоть как-то связан с теми колониями, а ведь я слышала, что ваш папа жил в Австралии. Я полагаю, вы родились там.
