Сюзанна Энок - Уроки плохих манер

— Глупышка, — возразил Бартоломью, покрывая поцелуями ее шею. — Ты меня спасаешь. Иначе я просто выбросился бы в окно.

— Толли, не смей так шутить! — Тереза ударила Бартоломью по плечам. Он отступил на шаг назад, прервав поцелуй, и этого хватило, чтобы она собралась с мыслями. — Что за глупости?

— Я просто образно выразился. — Толли провел рукой по своим взъерошенным темным волосам. — Я не писатель. Лакаби кричит, чтобы я добавил побольше экспрессии, а Стивен считает, что я слишком жесток.

— Жестоко то, что с тобой произошло.

Толли кивнул.

— А я хочу стереть это из своего сознания хотя бы на минуту.

Тереза подняла руку, чтобы развязать узел на его галстуке.

— В таком случае я, возможно, все же смогу помочь. Толли улыбнулся, и его лицо просветлело.

— Я надеялся, что ты это скажешь. — Толли повернул ключ в замке, запирая дверь.

— Я не знаю, сколько у нас времени, — торопливо произнесла Тереза. — За мной может прийти Салли. Да и бабушка тоже здесь.

— В таком случае придется поторопиться. — Бартоломью убрал руки Терезы со своего жилета. — Не станем тратить время попусту. Если я не овладею тобой сейчас же, то попросту сойду с ума.

Они упали на пол в сплетении тел, не в силах больше сдерживаться. И если до этого Толли действовал осторожно и неспешно, то сегодня все было по-другому. Схватив подол платья Терезы двумя руками, он с силой рванул его вверх. А затем перевернул девушку на спину и, склонившись над ней, запечатлел на ее губах глубокий, обжигающий поцелуй.

Каким-то образом Толли удалось опуститься на здоровое колено меж бедер Терезы и стянуть с себя брюки. Тесс же совсем потеряла голову. Она не могла отвести взгляда от напряженной плоти Бартоломью. Более явного свидетельства его желания и придумать нельзя.

— Я так хочу тебя, — глухо пробормотал Толли, погружаясь в теплое гостеприимное лоно.

Охнув, девушка обняла ногами его бедра и слегка приподнялась, по мере того как Толли проникал все глубже и глубже, двигаясь все быстрее. И вот уже Тесс не могла дышать, понимать что-либо, мыслить здраво. Внезапно она содрогнулась всем телом и прильнула к груди нависавшего над ней мужчины.

— О Господи, — простонала она.

Глаза цвета виски, глядящие на Терезу, заволокло страстью.

— Моя, — прошептал Бартоломью, наклоняясь, чтобы еще раз поцеловать Тесс. — Скажи, что ты принадлежишь мне.

— Всем сердцем, дорогой, — выдохнула Тереза, зарываясь пальцами в густые волосы Толли.

Бартоломью со стоном подался вперед в последний раз, а потом упал на ее грудь. Тяжело и прерывисто дыша, оба лежали так еще несколько минут.

— Вот теперь я чувствую себя гораздо лучше, — с улыбкой промолвила Тереза.

Приподняв голову, Толли согласно кивнул.

— Хоть мы проделали это и не слишком изящно, но должен с тобой согласиться. — Он нежно поцеловал ее в губы. — В следующий раз я буду раздевать тебя очень медленно, а потом поцелую каждый дюйм твоего тела.

— Звучит многообещающе.

— Уж я постараюсь! — Приподнявшись, Бартоломью сел подле Терезы. — А теперь я буду весьма удивлен, если кто-нибудь не постучится в дверь сию же минуту.

Тереза со смехом поднялась на ноги. Господи, да она даже не сняла туфли. Девушка опустила подол платья, пригладила его и подвинула Толли стул.

Бартоломью, выпрямившись, застегнул брюки. Все утро он не мог ни за что взяться, потому что думал о Терезе. А если быть до конца честным, то мысли о ней мучили его уже на протяжении многих недель. По крайней мере теперь он спокойно доживет день.

Двигаясь так быстро, как только мог, Бартоломью отпер дверь, чуть приоткрыл ее, а потом придвинул стул к столу, за которым сидел на протяжении последних нескольких дней. Проходя мимо Терезы, он, однако, не удержался от еще одного поцелуя.

— Как далеко ты продвинулся? — спросила она, прижавшись к нему.

— Я остановился на том, как мой отряд последний раз патрулировал дорогу. А предварил это рассказами о «душителях», слышанными мною. — Бартоломью обмакнул перо в чернила, а потом снова положил его на стол. — Если честно, больше о моей жизни в Индии писать нечего. Да и читать об этом будет неинтересно.

— А меня история твоей жизни очень волнует.

— Ты единственная в своем роде. — Бартоломью вновь посмотрел на полуисписанный лист бумаги. — Ведь идея состоит в том, чтобы как можно больше людей прочитали это. — Он помахал в воздухе тонкой стопкой бумаги. — А не в том, чтобы сделать из меня писателя. Более того, книга, написанная мною, еще раз докажет, что гораздо лучше мне удается скакать верхом и стрелять, нежели излагать мысли на бумаге.

Тереза с минуту смотрела в окно.

— Ты сказал, что у Соммерсета есть связи с издательствами.

— Верно. Но скучный материал вряд ли заиграет яркими красками, будучи напечатанным.

— А у герцога есть связи в «Лондон таймс»?

Бартоломью взглянул на Терезу:

— Ты хочешь сказать, что я могу выпустить свое сочинение в виде серии рассказов?

— Или опубликовать в кратком виде в качестве передовицы. Все будут знать, что ее написал ты, но это не важно. Ведь ты хотел донести свое мнение до широких слоев населения.

Бартоломью улыбнулся:

— Кажется, я уже говорил тебе, насколько ты умна. Тереза пожала плечами, и в ее серо-зеленых глазах заплясали озорные искорки.

— Услышать подобное еще раз совсем не помешает.

— Ты обладаешь выдающимся умом, моя дорогая.

— Спасибо.

Бартоломью неторопливо собрал листки бумаги, устилающие стол и подоконник.

— Если от меня требуется лишь передовица, то я практически закончил. — Толли передал Терезе одну из двух стопок. — Я почту за честь, если ты прочитаешь это, а потом выскажешь свое мнение. Второй экземпляр я отвезу Соммерсету. Посмотрим, что скажет он.

— Прямо сейчас?

— Я хочу жениться на тебе, Тереза, поэтому не собираюсь медлить. — Бартоломью встал со стула. — Если, конечно, ты не передумала. — Эти слова доставляли Бартоломью почти физическую боль, но он не хотел принуждать ее. Никогда. Ни к чему. — Только скажи, и я…

Тереза ударила Толли по плечу.

— Перестань. Меня бы здесь не было, если бы я передумала.

— Мне просто хотелось еще раз услышать это от тебя. — Бартоломью вновь поцеловал Терезу.

— Слава Богу, я не леди Агнес, — раздался в дверях голос Лакаби, — иначе мне понадобились бы нюхательные соли.

— Заткнитесь, Луис! — Бартоломью через плечо посмотрел на камердинера. — Ступайте седлать Сумеру, а я спущусь через минуту.

— Вам нужно писать книгу, полковник. Вы же сами велели привязать вас к стулу, если вам надоест сидеть по собственной воле. А я человек слова.