Кейон потянулся к ней инстинктами хищника, рожденного убивать. Слишком много раз он врезался в ту гладкую стену в ее голове, пытаясь услышать ее мысли, поэтому больше не стал тратить на это время. Вместо этого он читал язык ее тела.
И все понял правильно. Ее тело говорило на том же языке, что и его. Неосознанное, бездумное желание.
Стремительно, в несколько шагов Кейон преодолел расстояние между ними.
Глаза Джесси расширились. Она облизнула губы и приоткрыла рот — не для протеста, это было сделано инстинктивно. Ее глаза расширились, ноги слегка раздвинулись, груди приподнялись. Господи, Кейон чувствовал себя точно так же.
Он видел ее — он хотел ее.
Одной рукой схватив Джесси за плечо, он открыл дверь, заставив ее попятиться в коридор, и захлопнул дверь за ними, одним движением отрезая оставшихся в библиотеке МакКелтаров. Раз — и они перестали существовать. Осталась только Джессика.
Коридор был длинным, с высоким потолком, подсвеченным желтыми факелами на стенах и алым солнцем, садящимся за высокими окнами. Кейон шагал вперед, пока не прижал Джесси спиной к стене. Он чувствовал, как ее поглощает желание, знал, что с ним произойдет то же самое. Он мог чувствовать ее возбуждение, мог чувствовать свое.
Коснувшись стены, Джесси стиснула зубы и выдохнула:
— Сукин сын!
— Ты говорила это вчера. А я слышал.
Если бы у него было достаточно времени, к примеру целая жизнь, чтобы действовать по-другому, он сделал бы все на свете, лишь бы у Джесси не было причин называть его так. Если бы он только встретил ее, зная, что впереди годы, нет, если бы они были обвенчаны с рождения, росли вместе, рука об руку, в горах Шотландии, его жизнь была бы совсем иной. Он был бы крайне занятым человеком и в одну снежную ночь, когда Лукан постучал бы в дверь его замка, он был бы занят своей женой. У них был бы ребенок, а то и двое. Заклинания и темное колдовство ничего бы для него не значили. Ничто не имело бы значения, кроме его женщины. Он никогда бы не отправился за Тревейном в Ирландию, не ехал бы с ним в чудесное весеннее утро в Кэпскорт, не зная, что ночью того же дня на его руках окажется кровь всей деревни.
— Ты бесчестный ублюдок!
— Я знаю.
Кейон не собирался этого отрицать. Все, что он делал, было неправильно. Он должен был с самого начала рассказать ей. Дать ей возможность сделать выбор, позволить самой решать, хочет ли она связать свою судьбу с обреченным на смерть.
— Бессердечный урод!
— Айе, женщина. Я все это и многое другое.
Он ведь все время знал, кто она. Знал это с того самого момента, когда увидел ее в кабинете университета, когда защищал ее от Романа.
Он знал это уже тогда, чувствовал спинным мозгом.
То, что он так долго хотел испытать, то, что никогда не приходило. Он ведь представить себе не мог, что понадобится тысяча сто тридцать три года, чтобы найти ее, и у него останется всего двадцать дней, за которые нужно успеть прожить целую жизнь. Ох, айе, еще в ту ночь он почувствовал это. Как только Кейон взял ее тогда за руку, чтобы задвинуть себе за спину, все его существо прошипело одно слово.
Моя.
Кейон старался не видеть правды все то время, что добивался девушки, потому что если бы он признал, что она — его вторая половинка, его решимость отомстить пошатнулась бы. А он был не из тех, кто сомневается. Он решал. Совершал. И за все платил положенную цену. За этот грех, Кейон не сомневался, он заплатит душой.
И он считал, что оно того стоит.
— Поверить не могу, что ты соврал мне!
— Я знаю.
Зная, что она его пара, зная, что она его переживет и, несомненно, найдет себе мужа, создаст семью с другим мужчиной, он старался сделать так, чтобы она его запомнила, остаться выжженным тавром в уголке ее сердца.
Он должен был быть ее мужчиной. Он должен был быть отцом ее детей. А не придурок из двадцать первого века, который будет касаться ее грудей, целовать мягкие губы, входить в нее — и никогда не станет достойным ее.
Никто не был достаточно хорош для нее. Предполагалось, что достойным окажется он.
— Я ненавижу тебя за это!
Кейон вздрогнул.
— Я знаю.
— Ну и как ты собираешься оправдываться?
Он обхватил ее лицо ладонями, глядя ей прямо в глаза.
— Четырнадцать дней, — прошипел Кейон. — Это все, что у меня осталось. Что ты хочешь от меня? Извинений? Оправданий? Их не будет.
— Почему?! — воскликнула Джесси, чувствуя, как ей на глаза снова наворачиваются слезы.
— Потому что как только я тебя увидел, — страстно заговорил он (слова «я ненавижу тебя» все еще звенели у него в ушах), — я знал, что в другой жизни, где я не стал темным колдуном, ты была моей женой. Я заботился о тебе. Обожал тебя. Любил тебя до конца времен, Джессика МакКелтар. Но у меня нет другой жизни. Так что я пойду на что угодно, чтобы заполучить тебя. И не собираюсь извиняться за это.
Она застыла в его руках. Ее чудесные зеленые глаза расширились.
— Т-ты любил меня?
Он резко вздохнул.
— Айе. — Кейон смотрел на нее и чувствовал, как тает что-то внутри. — Ох, девочка. Я буду целую вечность страдать за каждый миг страданий, что причинил тебе. Все время, что я буду гореть в аду, я буду сожалеть о каждой твоей слезинке. Но если ценой за двадцать дней с тобой будет ад, то я готов приговорить себя к нему снова и снова.
Джесси прислонилась к стене. Ее ресницы трепетали, глаза закрылись.
Кейон ждал, глядя на нее, запоминая каждую черточку ее лица, от спутанных черных кудряшек до густых темных ресниц, отбрасывавших полумесяцы теней на ее щеки. Ресницы блестели от слез. Он смотрел на ее тонкий носик, на мягкие сладкие губы, на упрямый подбородок. Он умрет, вспоминая ее. Кейон чувствовал, что знает ее лицо с рождения. Что он всегда оглядывался по сторонам, ожидая, что вот-вот увидит ее воочию.
Но она не появлялась.
И он перестал верить в легенды Келтаров о второй половинке.
И обратился к черной магии.
— Моя, — яростно прошептал он, глядя на нее.
Глаза Джесси распахнулись. В их глубине он увидел боль, ярость, горе, но и понимание.
— Знаешь, что самое грустное? — тихо спросила она.
Кейон покачал головой.
— Если бы ты сказал мне правду с самого начала, я бы просто переспала с тобой.
Он моргнул, и мысль о потерянном времени ножом прошлась по его сердцу. И лишь после этого он осознал, что Джесси только что подарила ему отпущение грехов, которого он не заслуживал. Маленькая женщина с сердцем воина.
— Так что возьми меня, Кейон. Бери меня, сколько сможешь. — Ее голос дрогнул на последних словах: — Потому что не важно, сколько нам осталось, этого все равно будет недостаточно.
