– Спасибо за продукты. Они очень пригодятся, когда меня не будет здесь.
Нил смущенно откашлялся.
– Мюйрин, позволь сказать, ты отлично здесь поработала и преуспела гораздо больше, чем я мог себе представить. Для этого нужно очень много трудиться и обладать немалой смелостью, но ты сумела перешагнуть через свою гордость и взяться за дело. Ты принесла в Барнакиллу благополучие, но это не твой дом. Я думаю, тебе нужно найти покупателя и вернуться домой к своей семье, где ты будешь чувствовать себя на своем месте.
Она покачала головой.
– Мой дом здесь. По крайней мере, я пыталась сделать его моим, это не то, что наследство, полученное от отца или кого-то другого, – это место, которое я сама создала своим трудом. Впервые в жизни я почувствовала себя независимой, и это чувство прекрасно. Ты говоришь, я должна ее продать, но для меня это все равно что отрезать себе руку. Эти люди рассчитывают на меня. Если я продам поместье, никто не захочет держать у себя так много стариков и больных или столько семей с маленькими детьми. И я знаю, что вы скажете. Что надо отправить их в работный дом. Но вы бы никогда мне этого не посоветовали, если бы побывали в одном из таких заведений и видели то, что видела я. Теперь я не могу отказаться от этих людей. Особенно когда всюду голод, и они только и рассчитывают, что я найду выход. Они доверили мне свои жизни, когда остались в поместье, чтобы работать на меня, или когда пришли сюда, выгнанные из соседних имений. Я не могу их бросить.
Нил понял, что в данный момент ничего от нее не добьется.
– Ладно, не расстраивайся, девочка. Нам не нужно принимать решения сию минуту. Возвращайся домой в Финтри, повидайся с отцом, а мы поговорим об этом через несколько недель.
Мюйрин разрывалась на части. Она знала, что Нил предлагает ей продать поместье, потому что его беспокоит то, как она выглядит, но она чувствовала себя в ловушке, будто ею каким-то образом манипулировали. Она очень не хотела уезжать именно сейчас, но разве у нее был выбор? Просто нужно набраться сил и уверенности и не позволять семье управлять ею, когда она приедет домой.
Мюйрин не хотелось уезжать прежде всего потому, что она не могла, казалось, оставлять Локлейна, хотя их отношения и зашли в тупик. Ей нужно было время. Она не собиралась кричать о своей бесконечной любви к нему, когда корабль отчалит. Знала она и то, как он расстроится, узнав о ее отъезде: он воспримет это как предательство. Но, безусловно, с болезнью отца нельзя не считаться.
– Хорошо, я поеду. Соберу кое-какие вещи и отдам распоряжения Локлейну. Мы можем отплыть завтра утром. Если позволите, я покажу вам, где вы будете ночевать, джентльмены. Вы, надеюсь, понимаете, как много мне нужно сделать, если завтра я уезжаю. Кстати, прилив в девять часов, так что я позабочусь, чтобы вы успели проснуться к завтраку.
– В девять будет в самый раз, – ответил Нил. Он видел, что в таком настроении нет никакого смысла убеждать ее посмотреть на все с другой точки зрения. Легче просто согласиться с ней, пока она не свыклась с идеей о продаже поместья. – Мы не будем тебя задерживать. У нас еще много дел на судне, и если нам что-нибудь понадобится, то помогут члены команды.
Она подавила желание возразить и просто улыбнулась. Действительно, разве может он себя вести, как в собственной гостиной у себя дома? Но тогда это значит, что он никогда в жизни не знал, что такое сиюминутное желание. Кроме того, настоящий джентльмен никогда не покажет своего настроения. Он считает, что ей страшно не повезло, но слишком хорошо воспитан, чтобы произнести это вслух.
Но Мюйрин страшно не повезло лишь один раз в жизни, и это было ее замужество. Несмотря на эту неудачу, она усвоила несколько уроков. Она не собиралась жертвовать всем, что было у нее и ее новых друзей, чтобы покинуть все и вернуться к своей прежней жизни.
Она проводила их в коттедж Локлейна и Циары, где быстро все объяснила и поблагодарила Циару за помощь. Затем попрощалась со своими гостями.
– Я оставляю вас на попечении Циары, увидимся утром у причала. Простите за невежливость, но у нас еще будет время все обсудить по дороге в Шотландию.
Она торопливо вышла из коттеджа, чтобы больше ничто ее здесь не задержало. Очутившись в конторе, она опустилась на стул и стала писать с таким усердием, словно от этого зависела вся ее жизнь. Она записала свои распоряжения по всем видам работ и пересчитала порции еды с учетом всего продовольствия, привезенного Нилом из Шотландии.
– По крайней мере, с голоду они не умрут, – пробормотала она вслух, сидя за столом.
– Они уже устроились? – спросил Локлейн, заглянув к ней в одиннадцать вечера. Направляясь на чердак спать, он увидел, что у Мюйрин все еще горят свечи.
– Да, все в порядке. Спасибо, что разрешил им переночевать у себя.
Она гадала, знает ли он, что она уезжает, – он не выглядел слишком взволнованным. Он на целый день оставил ее одну разбираться со своими делами. Она молилась только, чтобы ничего не забыть, потому что понятия не имела, когда вернется сюда снова.
– Рад, что могу помочь. Правда. Ну что ж, я пойду спать, – сказал Локлейн, на короткий миг остановив взгляд на дорогом лице.
Этого было достаточно, чтобы Мюйрин протянула к нему руку:
– Пожалуйста, останься, Локлейн.
Он уставился на нее, затаив дыхание, не смея даже надеяться.
– Но я думал, что…
– Не думай ни о чем. Просто обними меня, люби меня, Локлейн.
– Я люблю, Мюйрин, я люблю, – простонал он, усыпая ее лицо поцелуями.
И кто теперь кого предает, спрашивала она себя с болью в душе. Она не сказала ему, что завтра уедет. Она все изложила в письме. Она бежит как трус. Но ведь он ей нужен. Она не может уехать, не проведя с ним последнюю ночь. Она покрывала его лицо и шею горячими поцелуями, так что он готов был потерять самообладание.
– Мюйрин, не спеши, не спеши, у нас еще вся ночь впереди, – часто дыша проговорил Локлейн, когда она уложила его на спину и слилась с ним.
– Ты мне нужен сейчас! Прошу тебя! – подгоняла она, сжимая его и страстно притягивая к себе.
– Нет, Мюйрин, погоди! – прокричал он, когда при поглаживании его нежной внутренней части бедра он окончательно потерял над собой контроль. Он пронзил ее, обхватив ее бедра и подавшись вперед одним мощным ударом. Мюйрин кричала, чтобы он ее любил, и бессильно упала на постель, дрожа и истекая потом.
Локлейн не мог понять, в чем дело, с чем связано такое поведение. Он чувствовал в ней внутреннюю борьбу между тем, что он ей нужен, и тем, что нужно держаться подальше друг от друга, потому что они все еще ничего не решили. Но он и представить себе не мог, что она собирается уехать. Он был ошеломлен ее страстностью и был благодарен ей за то, что она, похоже, простила его.
