— Цвета Турнье, — откликнулся Жан Поль.
— Именно. Ты скажешь, что все это просто совпадение. Мне известно, что ты думаешь о совпадениях. Но что-то уж слишком их много. Во всяком случае, для меня.
Жан Поль поднялся, размял ноги и принялся расхаживать вокруг развалин.
— Это ведь ла-Бом-дю-Мсье, верно? — спросил он, остановившись наконец. — Ферма, название которой ты нашла в Библии?
— Она самая, — кивнула я. — И мы здесь зароем эти кости.
— Взглянуть можно? — Жан Поль указал на сумку.
— Конечно.
У него явно возникла какая-то идея. Я уже слишком хорошо его знала, чтобы понять это по виду. Странно, но мне сделалось лучше. Желудок, бунтующий с тех самых пор, как меня стошнило в пиццерии, успокоился. Я сидела на камнях и молча наблюдала за Жаном Полем. Он опустился на колени, расстегнул сумку, широко раскрыл ее, долго вглядывался в ее содержимое, потом прикоснулся к волосам, потрогал клочок голубой материи. Затем поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Только тут я вспомнила, что на мне его рубаха. Голубая, в красную полоску.
— Честное слово, я это не нарочно, — заговорила я. — Я и понятия не имела, что встречусь здесь с тобой. Это Сильвия меня заставила. Говорит, слишком уж однотонная у меня одежда.
Жан Поль улыбнулся.
— Между прочим, как выяснилось, Гёте однажды заночевал в Мутье.
— Великое дело, — фыркнул Жан Поль. — Да где он только не ночевал.
— Я так понимаю, ты Гёте всего прочитал?
— Как ты однажды сказала — что мне сейчас самое время вспомнить Гёте?
— Туше, — улыбнулась я. — Ладно, в любом случае извини, что взяла твою рубаху. Тем более что она… словом, я угодила в историю, когда она была на мне.
— Да вроде бы все нормально. — Он критически оглядел меня.
— Ты со спины ее не видел. Нет-нет, не сейчас. Это уже другая история.
Жан Поль застегнул сумку.
— У меня есть идея, — объявил он. — Только не уверен, что она тебе понравится.
— После всего, что со мной случилось, мне уже ничего не может не понравиться.
— Мне хотелось бы покопать здесь. У дымохода.
— Зачем?
— Так, одну мыслишку проверить надо.
Жан Поль склонился над развалинами. От печи немного осталось — только глыба гранита, как в Мутье, к тому же с большой трещиной посредине.
— Слушай, я вовсе не собиралась закапывать кости здесь, если, конечно, ты это имеешь в виду, — запротестовала я. — Уж где-где, но только не здесь.
— Да у меня и в мыслях не было. Просто собираюсь поискать кое-что.
Сначала я смотрела, как он откалывает от плиты кусочек за кусочком, потом встала на колени и принялась помогать ему. Больших камней я, памятуя о своем положении, тщательно избегала. В какой-то момент Жан Поль посмотрел на меня со спины, подошел и провел пальцем по следу от крови. Я не разогнулась, чувствуя, как руки и ноги у меня покрываются гусиной кожей. Ладонь Жана Поля скользнула вверх, задержалась на шее, потом переместилась к затылку. Он растопырил пальцы, провел ими по волосам, словно гребенкой, и тут же остановился.
— Тебе не хочется, чтобы я к тебе прикасался. — Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
— Тебе самому не захочется ко мне прикасаться, когда узнаешь все. Я ведь многое еще не досказала.
Жан Поль убрал руку и взялся за лопату.
— Потом доскажешь, — сказал он и вновь начал копать.
Честно говоря, я не очень удивилась, когда Жан Поль откопал зубы и молча показал их мне. Я открыла сумку и извлекла другую челюсть. Они оказались одного размера — зубы ребенка. На ощупь они казались очень острыми.
— Откуда? — только и спросила я.
— Видишь ли, в иных культурах существует традиция при постройке дома что-нибудь закапывать в фундамент. Например, труп животного. Или предмет туалета, скажем, туфли. А то и человеческие останки, правда, такое случалось нечасто. Идея состоит в том, что в доме сохраняется душа человека и отпугивает злых духов.
Повисло долгое молчание.
— Иными словами, это были жертвы. Дети-жертвы. Это ты имеешь в виду?
— Может быть. Даже вероятно. Когда одинаковые кости обнаруживаются под печами совсем разных домов, это вряд ли может быть простым совпадением.
— Но ведь и там и там жили… христиане. Это ведь не язычники, верящие в приметы, это богобоязненные люди!
— Понимаешь ли, религия так до конца и не избавила людей от суеверий. Христианство — это нечто вроде слоя, лежащего поверх иных верований, — он покрывает их, но не уничтожает.
Я перевела взгляд с одной челюсти на другую и вздрогнула.
— О Господи, что за семейка. А ведь к ней и я принадлежу. Я тоже Турнье. — Меня заколотило.
— Да брось ты, когда это было, — мягко сказал Жан Поль. — Ты живешь в двадцатом веке и не можешь нести ответственность за их поступки. К тому же у тебя ведь не только по отцовской, но и по материнской линии есть предки.
— И все-таки я — Турнье.
— Положим, но из этого не следует, будто ты должна расплачиваться за их грехи.
— Впервые слышу от тебя это слово. — Я пристально посмотрела на Жана Поля.
Он пожал плечами:
— В конце концов, я был воспитан в католической вере. И есть вещи, которые не забываются.
Вдали показалась Сильвия. На бегу ее постоянно отвлекали то цветы, то кролики, она приближалась к нам зигзагами и походила на желтую бабочку, перепархивающую с куста на куст. Но вот она заметила нас и помчалась прямиком.
— Жан Поль! — Сильвия остановилась подле него.
— Bonjour, mademoiselle, — церемонно раскланялся он и наклонился к ней. Сильвия захихикала и потрепала его по плечу.
— Смотрю, вы уже раскопками занялись? — Размахивая желтой корзинкой, Матильда перепрыгивала с камня на камень. — Привет, Жан Поль. — Она весело улыбнулась ему, получив в ответ такую же улыбку. А я подумала, что, будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы очистила площадку и у Матильды появилось бы развлечение, а у Сильвии, возможно, отец. Это была бы моя персональная жертва, покаяние за семейные грехи.
— Что ж, пойду поищу, где бы закопать кости. — Я сделала шаг в сторону и протянула руку девочке. — Сильвия, ты со мной?
— Нет, — заявила Сильвия, — я остаюсь с Жаном Полем.
— Но… а может, мама с ним хочет остаться? — сказала я и тут же поняла, что говорить этого не следовало. Матильда так и зашлась от хохота.
— О Господи, Элла, иногда вы такой дурочкой становитесь!
Жан Поль промолчал. Он вытащил из пачки сигарету и, ухмыльнувшись, закурил.
— Что правда, то правда — дурочка, — пробормотала я по-английски. — Больше того, настоящая дура.
Все мы сошлись на том, что лучшее место для захоронения — поросший травой клочок земли рядом с грибовидным валуном неподалеку от развалин. Сама форма камня всегда позволит отыскать это место.
