«Мы будем смиренно просить и умолять его благородную светлость принять корону и королевский титул».
Так говорилось в обращении. Одобрено оно было единодушно.
В результате достигнутого соглашения к Бейнардскому замку приехала большая толпа, состоящая из дворян и архиереев; герцог Бэкингем прочел одобренное парламентом обращение.
Очевидно, то была впечатляющая сцена. Ричард стоял на зубчатой стене замка, глядя на собравшихся внизу.
Когда Бэкингем окончил чтение, Ричард сказал, что примет корону. Спустился и поехал во главе кавалькады в Вестминстер-Холл. Там он сел в предназначенное королю мраморное кресло и поклялся беспристрастно отправлять правосудие и всеми силами служить стране как король и властелин.
Началось новое царствование. Эдуард Пятый больше не являлся признанным королем. Народ признал Ричарда Третьего.
Итак, я стала английской королевой. Думаю, никто не принимал корону столь неохотно. Мне больше всего хотелось вернуться в Миддлхем. Хотелось, чтобы Эдуард каким-то чудом воскрес, и мы больше не находились в центре внимания. Хотелось вернуться к сыну и своим уходом поправить ему здоровье. Я постоянно беспокоилась о нем; сама же измучилась и физически, и душевно.
Шли спешные приготовления к коронации, поскольку король не признается истинным монархом, пока не помазан и не коронован.
Платье мне шили с большой торопливостью, швеи трудились денно и нощно, чтобы закончить работу к сроку. Из пурпурного бархата и золотой парчи, оно было великолепным, но интереса к нему я почти не проявляла, так как сердце мое переполняли дурные предчувствия.
Я определенно изнервничалась, расстраивалась по пустякам и в самых заурядных происшествиях видела зловещие предзнаменования.
Нам предстояло ехать из Бейнардского замка в Тауэр и провести там по обычаю ночь, поэтому обоих принцев, занимавших парадные покои,
спешно переселили. Это казалось символическим.
Им отвели башню неподалеку от ведущих к Темзе ворот. Мне было любопытно, каково у них на душе, особенно у Эдуарда, воспитанного в сознании, что он наследник престола. После смерти отца к нему относились с особым почтением, мальчику это наверняка было приятно. У меня мелькнула мысль — как с ним обращаются теперь? Переход из королей в незаконнорожденные, должно быть, сильно потряс его детскую душу.
Я решила, что не должна об этом думать. Должна помнить, что я королева. На меня будут устремлены все глаза. Эта мысль пробудила беспокойство о собственной внешности. Не слишком ли я бледна? Я чересчур исхудала и продолжаю худеть. Стать бы здоровой, крепкой, как Елизавета Вудвилл, мать многих детей. Вот она наслаждалась своей ролью!
Ричард постоянно спрашивал меня о самочувствии. Иногда мне казалось, что он задается вопросом, будет ли у меня еще ребенок. Затем мои мысли переходили на то, что меня больше всего беспокоило: здоровье моего сына.
Вряд ли наша коронация получилась такой пышной, если б не велись приготовления к обряду над другим королем — Эдуардом Пятым.
Лондон пребывал в веселом настроении. Коронации неизменно желанны. Это освобождение от работы, любопытные зрелища, бесплатное вино, танцы, песни, разгул — повод весело развеять скуку однообразной жизни.
Поскольку Ричард был лордом Севера, оттуда приехало несколько тысяч самых преданных его приверженцев, чтобы разделить с ним его торжество. Ржавыми доспехами и потрепанными боевыми одеждами они привлекли всеобщее внимание; южане воспринимали их грубые манеры с насмешливым презрением. Приехавшие разбили лагерь на Мур Филдс, и туда стали стекаться зеваки.
Ричард обрадовался северянам. Он поехал приветствовать их, сказал, что очень доволен приездом друзей на его коронацию. Потом привел всех за собой в город, и они разместились вокруг Бейнардского замка.
— Это мои друзья, — сказал Ричард. — Они наверняка будут служить мне до конца верой и правдой. Пусть им недостает элегантной одежды и утонченных манер, однако их честность и верность вне всяких сомнений.
Думаю, Ричард был в восторге от происходящего с ним. Честолюбием он не уступал братьям. Конечно, ни за что не стал бы пытаться, подобно Кларенсу, захватывать трон, но раз королевский титул достался ему по праву, принял его радостно. Он был рожден править и теперь мог полностью использовать свои способности. Я замечала, как у него все усиливалось возбуждение. И твердила себе, что должна подавить свои страхи, стать ему достойной супругой. Каждый вечер я молилась, чтобы у меня родились крепкие мальчики. «Поскорее, Господи, — просила я. — Мне самое время рожать детей, и я очень боюсь за Эдуарда».
Когда мы поехали в Тауэр накануне коронации, Ричард выглядел великолепно. Я привыкла видеть его в черном; теперь на нем был костюм из голубой парчи и отороченный мехом горностая пурпурный бархатный плащ. К сожалению, я была вынуждена ехать в паланкине.
Мы встали у главного престола. Оба были голыми до пояса, пока над нами совершали Помазание священным елеем. Это была торжественная минута. В памяти у меня проносились эпизоды прошлого. Изабелла, радостно взволнованная, так как надеялась выйти за Кларенса и считала, что может стать королевой; незабываемые похороны младенца в море; я на кухне пекарни; весть о смерти отца; гибель принца Уэльского... горе его матери. Пока меня провозглашали королевой, мне пришло на ум немало трагичного.
Потом нас облачили в парчовые одеяния и возложили нам на головы короны; затрубили трубы, и под клики приверженцев я перенеслась мыслями от прошлого к ослепительному настоящему.
Перед началом пира мы с Ричардом немного
отдохнули у себя в комнате.
Я видела, что Ричард торжествует. — Мне это кажется сном, — сказала я.
— Это явь,— ответил он. — Временами я думаю, что так было предопределено с моего рождения.
— Тебе... стать королем?
— Эдуард понял бы, — сказал Ричард. — Он знал, что его сын не имеет права на трон. Кто мог знать это лучше его?
— Но он надеялся, что никто не подвергнет сомнению это право.
— Да, конечно. Однако правда должна была выйти наружу.
— Не стоит думать о брате в такой день, — сказала я.
— Я думаю о нем ежедневно.
— Ричард, ты будешь хорошим королем.— Постараюсь в меру своих сил. Анна, как ты себя чувствуешь? Вид у тебя очень усталый.
До чего огорчили меня эти слова! Я силилась не выказывать усталости, а заботливость, с какой они были сказаны, только усилила боль.
Я заговорила о Бэкингеме, который постоянно был на виду.
— Можно было подумать — это его коронация.
