— Если вы опустите этот флажок, ваша светлость, — кричала она на бегу, — я запихну его вам в глотку!
Лайонс заморгал глазами. Он явно не привык слышать подобные угрозы со стороны женщины. Потом на его лице заиграла самодовольная улыбка, и он поднял флажок повыше.
Через несколько мгновений Вирджиния оказалась рядом с Гейбриелом.
— Ты не должен участвовать в этой гонке, Гейбриел Шарп, или, клянусь, я не выйду за тебя замуж!
— Лайонс, проклятый болван, — крикнул Четуин, — если ты не дашь старт, я поеду без лорда Гейбриела и объявлю, что он проиграл.
— Поппи! — крикнула Вирджиния.
Она удерживала взгляд Гейбриела, пока генерал не подбежал к упряжке Четуина и не схватил уздечку головной лошади.
— Проклятие! Прочь с дороги! — закричал Четуин.
— Нет. Не раньше, чем моя внучка все решит, — ответил генерал, легко удерживая контроль над упряжкой Четуина.
— Дай мне несколько минут, ладно? — хмуро сказал Четуину Гейб. — Гонка будет. Просто дай мне поговорить с ней.
Он спрыгнул со своего места, взял Вирджинию за руку и повел ее подальше от остальных.
— Вирджиния, любимая моя… — начал он.
— Не подлизывайся! — крикнула Вирджиния. — Ты не должен участвовать в этой гонке! Я скорее брошусь под экипаж, чем позволю тебе сделать это.
Ее слова поразили Гейбриела.
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю. Я прочитала письмо, которое ты мне оставил.
Хетти тоже вышла из экипажа, но пока держалась на расстоянии.
— Если ты прочла письмо, — терпеливо, как говорят с детьми или больными, продолжал Гейбриел, — значит, знаешь, что это — единственный способ узнать правду.
— Меня не волнует правда! Меня не волнует, что произошло в ту ночь или на следующий день, или за все эти годы. Я знаю, что ты — достойный человек, Гейбриел, и замечательный мужчина! И я влюбилась в тебя, — упавшим голосом закончила она.
Заметив радость, промелькнувшую на его лице, Вирджиния подумала, что все, что ему было нужно, — это услышать от нее эти слова. Но эту радость сменила печальная улыбка на губах.
— Тогда тебе должно быть еще понятнее, почему я должен состязаться в гонке с Четуином.
— Почему? — разочарованно спросила Вирджиния.
— Потому, что я не могу жениться на тебе, не зная, имею ли я право на эту любовь. Я знаю, ты считаешь, что прошлое сейчас не имеет значения, но со временем это будет отравлять твое чувство ко мне. Я делаю это ради нас.
— Нет! — схватила его за плечи Вирджиния. — Ты делаешь это ради себя.
Гейб пристально смотрел на нее, и Вирджиния чувствовала, как он буквально пожирает ее глазами… И одновременно — как бы отстраняется от нее, уходит в себя.
Только не сейчас, черт возьми.
— Послушай меня, — быстро заговорила Вирджиния. — Ты говорил мне, что продолжаешь играть Ангела Смерти потому, что понял, что можешь заработать на этом деньги. Твоя бабушка сказала, что игра в Ангела Смерти — это твой способ победить свои страхи. Но мы с тобой оба знаем, что за всем этим кроется нечто большее.
Гейбриел напрягся, еще глубже погружаясь в отчужденность. И это пугало Вирджинию больше, чем какая-нибудь гонка, в которой он мог участвовать. Хорошо хоть он не отвернулся.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Ты сам это сказал: «Я обманываю Смерть. Вот что я делаю». — Вирджиния вцепилась пальцами в его плечи, полная решимости заставить его понять то, о чем она говорит. — Ты почему-то думаешь, что в тот день с Роджером ты обманул Смерть. Ты считаешь, что Смерть должна была забрать тебя вместо него.
Она увидела, как дернулась мышца у него на щеке, поняла, что попала в точку, и решила закрепить свое преимущество.
— И вот с тех пор ты снова и снова бросаешь вызов Смерти, уверенный, что однажды она придет за тобой. Ты думаешь, что это может произойти в день и час по твоему выбору, не так ли? Единственное, чего ты никак не можешь принять, это то, что люди иногда просто умирают. Они стреляют в пылу страсти, как твои родители, или оказываются не в том месте не в то время, как твой друг Бэнни. Или принимают участие в дурацких гонках, как Роджер.
Теперь глаза Гейбриела горели гневным огнем, и это было лучше, чем отчужденность.
— Ты не понимаешь, Вирджиния. Если я просто…
— К тебе это не имело никакого отношения! — крикнула она. — Не важно, что ты не отменил гонку. Он бы тоже не сделал этого. И Лайонс. И ни ты, ни Лайонс не заставляли Роджера участвовать в гонке. Никто из вас не вынуждал его рисковать.
Вирджиния сделала паузу, тяжело сглотнув. Она поняла, что ради победы в этих обстоятельствах ей придется быть еще более откровенной.
— Я не должна была винить тебя за это; у меня не было на это права. Мне было больно, я сердилась и скучала по брату. Но теперь-то я понимаю, что во время той гонки он поступил так, как считал нужным. Он всегда делал свой собственный выбор. — Вирджиния взяла в ладони его лицо. — Ты хочешь верить, что обладаешь какой-то властью над смертью, что всякий раз, когда ты участвуешь в гонке и остаешься в живых, ты обманным путем лишаешь ее законного приза. А на самом деле смерть семь лет держала тебя в своих объятиях, ожидая своего часа.
Гейбу хотелось не замечать правды в ее словах, но они слишком много значили для него. Его словно пригвоздили к месту, он не мог оторвать глаз от ее отчаянного взгляда. Если бы только он мог найти спасение в благословенном оцепенении, которое последние семь лет позволяло ему оставаться в здравом уме…
Но с тех пор как он встретил Вирджинию, это стало практически невозможно. Всякий раз, когда он был рядом с ней, она наполняла его теплом и любовью, независимо от того, насколько сильно он сопротивлялся.
И она все еще продолжает это делать, пылкая и обворожительная, она все еще борется.
— Черная одежда, фаэтон и бесконечные гонки — все это атрибуты твоей пляски со Смертью. Если ты и дальше будешь продолжать эту игру со Смертью, она дождется своего часа. И ты ничего не выиграешь, только то, что, как ты сам считаешь, заслужил в качестве выигрыша семь лет назад — свое место в могиле. Место, которое ты хотел занять вместо Роджера.
Эти слова эхом прозвучали в ушах Гейбриела. Господи, это была правда. Сколько раз он жалел, что выжил в тот день.
Боль, которой всегда удавалось избежать, пронзила его, ошеломив своей остротой, пока он наконец не признал правду, которая семь лет терзала его душу.
— Это должен был быть я. — Слезы сжали горло. — Тогда ты не осталась бы одна, о тебе было бы кому позаботиться. Это неправильно, что он умер. Он не заслужил…
— И ты этого не заслужил. — Вирджиния крепко сжала его плечи. Очень крепко. — Господи, как бы мне хотелось, чтобы вы оба вернулись домой здоровыми и веселыми. Но поскольку этого не случилось, нет ничего предосудительного в том, чтобы радоваться, что ты все еще здесь, со мной, живой. Одному Богу известно, как я счастлива, что это так.
