Разоблаченная ложь Джонатана и последовавшее за этим исчезновение не могли служить оправданием тому, что сама она продолжает обманывать Уилла. Нельзя допустить и того, чтобы мать и две ее пока еще незамужних сестры продолжали свои недостойные уловки. Серена понимала, что ее решение повлечет за собой тяжелые последствия. И тем не менее совесть не позволяла ей поступить иначе.
В этот вечер, в более раннее время, Уилл и Серена обедали с тетей Джеральдиной. В самом добром настроении они ели мясное жаркое и беседовали о торговых делах Уилла и его планах придать более привлекательный вид особняку в Лондоне, а также о планах совместной поездки где-то ближе к концу года в Нортумберленд, где Уилл тоже имел собственный дом.
Все было мирно и приятно – вернее, было бы вполне таким, если бы Серену не тревожило ее будущее.
Тетя Джеральдина удалилась к себе сразу после обеда, оставив Серену с Уиллом наедине в гостиной. Дурное предчувствие действовало Серене на нервы, сковывало движения. Нынешний вечер и будет тем самым. Она должна набраться храбрости, чтобы сказать Уиллу правду. Сказать, что они не смогут быть вместе. Не смогут вступить в брак.
Некоторое время они сидели в молчании, потом Уилл, покрутив в пальцах стакан с портвейном, бросил поверх него испытующий взгляд на Серену.
– Почему, Мэг?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему ты позволила им все это устроить?
– Кому?
– Харперу и твоей сестре.
Отрицательное отношение Уилла к Харперу не изменилось после того, как тот женился на Фебе. До сих пор Уилл об этом не говорил, однако Серена чувствовала в нем твердую силу неодобрения, которая пробивалась даже сквозь оболочку внешнего спокойствия.
– Уилл. – Голос ее дрогнул. Как начать? Как объяснить, насколько Себастьян и Феба напоминали их с Джонатаном шесть лет назад? Только они были лучше? Сильнее? Себастьян Харпер, как она полагала, повзрослел гораздо быстрее Джонатана.
– Ты ведь понимаешь, что они друг другу не пара.
– Ничего подобного, – возразила Серена. – Я чувствую, что они, как раз наоборот, прекрасная пара.
Уилл в ответ нахмурил брови, глядя на портвейн в стакане.
– Как ты можешь это утверждать?
– Они любят друг друга.
Уилл недоверчиво хмыкнул и возразил:
– Какое это может иметь значение при подобном несходстве?
– Но с какой стати ты утверждаешь, что они не подходят друг другу?
– Она очень привлекательная девушка. Если бы она умела разыгрывать карты в свою пользу, то могла бы подцепить кого-нибудь из молодых денди лондонского высшего общества. Избрать кого-нибудь из богатых, титулованных, обладающих высокими принципами морали. Вместо этого она избрала негодяя низкого происхождения.
– Я не верю, что он негодяй, – вздернув подбородок, отрезала Серена. – Ни в коем случае.
– Он выскочка, который любит корчить из себя того, кем никогда не был. В данный момент он, я думаю, поздравляет себя с таким выигрышем, как твоя сестра.
Серена стиснула зубы, одержимая инстинктом защиты, который особенно возрос теперь, когда дело касалось ее нового зятя.
– Я так не думаю, Уилл. У нее нет приданого, вы это помните?
Уилл посмотрел на нее с удивлением.
– Она обладает гораздо более высоким происхождением, чем он.
– Какое это вообще может иметь значение? Они ведь не лошади.
Он проигнорировал ее замечание насчет лошадей.
– Это имеет огромное значение. Чем была бы наша цивилизация без этой категории?
– Как видно, ты слишком глубоко привержен к иерархической системе нашей армии и нашего общества?
Возможно, ей не следовало этого говорить. Или, наоборот, следовало. Уж слишком часто ей приходится прикусывать язык в обществе Уилла.
Уилл помолчал, потом положил свой портфель на столик рядом.
– Может, и так. – Он медленно встал со стула. – Мне следует попрощаться. Время уже позднее.
Серена взглянула на часы над камином. Он прав – время уже за полночь. Однако это было для него временем узнать правду. Она встала и положила руку ему на предплечье.
– Пожалуйста, останься, Уилл. Ненадолго… Есть кое-что… Мне надо кое о чем тебе рассказать.
Он молчал. Серена понимала, глядя на него, что он спорит сам с собой – следует ли оставаться…
Она цепенела при мысли о правде. Страшилась того, что она ей принесет. Будущее в Антигуа мерещилось ей, суровое и одинокое. Даже после того как Джонатан одним ударом уничтожил ее надежды на будущее с ним, ее решение насчет Уилла не изменилось. Не имеет значения, насколько тягостным может оказаться ее будущее в Антигуа: она никогда не выйдет за него замуж. С ее стороны было бы глупостью полагать, что она сможет разыгрывать перед ним Мэг всю оставшуюся жизнь.
– Сегодня днем мы с драпировщиком договорились на завтра. Может, нам стоит обсудить это сейчас.
Драпировщик. Уилл решил обновить свой дом, думая о ней. Думая о свадьбе.
– Пожалуйста. – Серена старалась не выдать свое волнение. Ей была ненавистна дрожь, прозвучавшая у нее в голосе. – Я должна сейчас поговорить с тобой, Уилл. Это очень важно.
Уилл пригляделся к ней. Потом, коротко кивнув, снова сел на свой стул.
– Очень хорошо, – ответил он, но в голосе его вроде бы прозвучали нотки страха, сходного с тем, который обуревал сейчас Серену.
Они посмотрели друг на друга. Уилл выглядел в этот вечер таким красивым в своем отлично сшитом приталенном смокинге с серой обшивкой по воротнику и обшлагам рукавов, в серых панталонах и при ослепительно белом галстуке. Но его красота, в отличие от внешности Джонатана, ничуть не возбуждала Серену.
Он откашлялся и заговорил очень мягко:
– Я хочу, чтобы тебе было уютно, Мэг. Со мной. Всегда.
Уилл Лэнгли, истинный джентльмен. Почему-то глаза у Серены обожгло непрошеной слезой, и она часто заморгала, вдруг вспомнив то чувство, которое пронизало ее, когда она смотрела на Джонатана и его сына. Она была уверена, что с Джонатаном ей уже больше никогда не будет хорошо и тепло.
Быть может, никогда и ни с кем не почувствует она себя уютно, как выразился Уилл. Быть может, ей суждено провести всю жизнь в одиночестве.
Она прогнала от себя эти тяжкие мысли и сглотнула.
– Скажи, Уилл, у тебя нет детей? – То был нелепый вопрос, не говоря уже о его бестактности, – она сразу сообразила это. Уилл замер на месте, уставившись на нее, и Серена вдруг вспыхнула румянцем от стыда. – Извини меня.
Адамово яблоко у него дернулось, словно Уилл проглотил что-то очень невкусное.
