Стефан знаком приказал Виллу встать, и один этот короткий взмах руки поведал Виллу, сколь велико раздражение короля.
– Что это значит? Почему ты принимаешь в Арунделе Роберта Глостерского и графиню Анжуйскую? – без каких-либо вступлений спросил Стефан.
Вилл откашлялся:
– Графа Глостера в Арунделе больше нет, сир.
– И тебе не пришло в голову задержать его?
Взгляд Стефана потемнел от гнева. Генрих опустил глаза и стал вертеть на пальце епископское кольцо.
– Сир, я счел, что не должен чинить ему препятствия.
Брови Стефана взлетели кверху.
– Почему же?
– Он приходится мне пасынком через брак с Аделизой Лувенской, и он сын короля Генриха. Честь обязывает меня уважать родственные узы и оказывать ему гостеприимство. Было бы бесчестно пленить его. Если бы вы прибыли, пока он находился под моим кровом, мне пришлось бы выбирать между клятвой вам и долгом перед гостем.
– Но зачем ты вообще пригласил его?! – воскликнул Стефан. – Зачем, во имя Господа, ты позволил им высадиться и войти в твой замок? Зачем, спрашивается, я держал все морские порты в боевой готовности и стерег побережье, если ты взял и открыл им заднюю дверь? Либо у тебя похлебка вместо мозга, либо мне следует добавить тебя к списку предателей.
Вилл вскинул плечи:
– Они бы высадились в любом случае, как бы ни охранялся берег. Моя супруга считает, что, говоря с императрицей как мать с дочерью, она сможет убедить ее пойти на уступки.
Стефан скептически хмыкнул:
– Ну и как, милорд, преуспела Аделиза?
Вилл потупился:
– У императрицы очень твердые убеждения, но моя супруга не прекращает попыток.
– С таким же успехом она может беседовать со стеной. Ты не должен был отпускать Роберта Глостерского из Арундела. – Стефан допил вино и со стуком поставил кубок. – Если я прикажу выдать мне императрицу, ты повинуешься?
У Вилла душа ушла в пятки, но вида он не подал.
– Сир, если я выдам ее вам, то нарушу святые узы.
– А если не выдашь, то нарушишь данную мне присягу! – рявкнул Стефан.
Вперед вышел Генрих Винчестерский.
– Осадить Арундел вы не сможете, – сказал он королю. – На это уйдет слишком много времени, и пока мы будем сидеть здесь, Глостер отхватит себе целую империю с Бристолем в центре. Нужно преследовать его, а не императрицу. Кроме того, осадив Арундел, вы потеряете людей и уважение. Вдовствующую королеву очень любили при дворе, и все знают, что она действует не назло вам, а по велению своего нежного сердца, – и она в своем праве. А вина милорда Д’Обиньи состоит только в том, что он слишком любит супругу.
Стефан мрачно уставился на Винчестера:
– И что мне делать? Оставлять здесь Матильду я не собираюсь, что бы вы ни говорили о женских визитах и мужской чести. Она – угроза, не могу же я ускакать прочь?
Виллу было непонятно, почему епископ Винчестерский предлагает Стефану решить дело миром, хотя обычно он всегда за то, чтобы ловить момент.
– Обеспечьте ей безопасный переезд в Бристоль к графу Глостерскому, – посоветовал епископ. – Пусть он присматривает за ней. Пока Матильда остается здесь, то может делать все, что ей в голову взбредет. А если окажется в Бристоле, люди увидят, что она под опекой брата, и это напомнит им, что именно у Роберта реальная власть, что именно он будет править Англией, хотя официально королем и не станет. С таким многие ли смирятся? Сопроводить императрицу могу я сам, и это развяжет вам руки: вы сможете бороться с мятежами в других местах. Пока графиня Анжуйская и Роберт Глостерский находятся вместе, вам не придется рассредоточивать силы, а ваши подданные будут восхвалять ваше великодушие. – Он вспомнил про Вилла. – Попутно мы освободим милорда Д’Обиньи от бремени его обязательств.
Стефан кривил губы:
– Подданные могут поднять меня на смех за великую глупость.
Винчестер пожал плечами:
– Поскольку единственная альтернатива – долгая осада замка и возможное окружение наших войск Робертом, вам не из чего выбирать.
– Это выход, сир. – Еще час назад Вилл не поверил бы, что будет благодарен епископу Винчестерскому. – Иначе мы все оказываемся в тупике.
– Ну ладно, ладно, – проворчал Стефан, – но я требую, чтобы до моего отъезда ты, Д’Обиньи, и твоя супруга заново принесли мне присягу верности.
– С радостью.
Исполненный облегчения, Вилл опустился перед королем на колено. Но чувствовал он себя измотанным и избитым, как после трудного боя, и ему казалось, что война пока не закончилась.
Матильда не верила своим ушам.
– Вы сдадите меня королю? – процедила она с презрением.
Сейчас Матильда готова была убить мужа Аделизы, этого выскочку и болвана, который стоит тут в грязных сапогах, расставив ноги, и извещает ее, о чем он договорился со Стефаном.
Он покраснел:
– Ничего подобного я не делаю, госпожа. Вам предлагают безопасный переезд в Бристоль, где вы будете находиться под защитой брата, и при этом ни ваша мачеха, ни те, кто связан с ней, не пострадают. Я прошу вас прислушаться к голосу разума и принять мирные условия, предложенные королем.
– А если я откажусь?
– Тогда вы обречете всех нас и не оставите никаких вариантов для спасения. – Он протянул к ней руку. – Пожалуйста, соглашайтесь и поезжайте в Бристоль. Вас будут сопровождать епископ Винчестерский и Галеран де Мелан.
– Похоже, мне больше ничего не остается, – горько произнесла Матильда.
Она ненавидела собственное бессилие. Виллу императрица показывала только разгневанную гордость, но в душе плакала от досады.
Тот покачал головой:
– У меня тоже нет выбора, о чем я очень сожалею. – Он поклонился ей, с несчастным лицом глянул на Аделизу и ушел из комнаты.
Арундел, сентябрь 1139 года
На следующее утро Матильда оделась в дорожное платье из красной шерсти, расшитое золотой нитью и сверкающее драгоценными камнями. На ее груди лежал золотой крест с рубинами, а на пальцах блестели перстни – с сапфиром, рубином, жемчугом.
– Я уезжаю отсюда не как бесправная беглянка, а как королева и императрица, – заявила она Аделизе, когда камеристки застегивали золотые броши на ее мантии из меха горностая.
– Надеюсь, вы видите, что мы с Виллом оказались между двух жерновов. – Взгляд Аделизы молил Матильду о понимании.
– Если бы все поступили так, как желал мой отец, никаких жерновов не было бы, – непримиримо ответила Матильда.
– Согласна, но поскольку этого не случилось, всем пришлось принимать тяжелые решения. – Аделиза беспомощно развела руками. – Вы должны написать мне. Я буду очень волноваться.
У Матильды готов был вырваться обидный вопрос: будет ли Аделиза показывать эти письма своему мужу-олуху и сообщать Стефану их краткое содержание, но она прикусила язык.
