В тот же миг в руке фермера оказался пистолет, и в подкрепление своих слов он добавил:
– А если не послушаешься, знай, я стреляю лучше и быстрее!
– Ладно, ладно! – Нехотя стащив шапку, парнишка пролепетал: – Здравствуйте, госпожа графиня. Можно узнать, чем могу служить?
– Я хочу видеть маркиза. Пойдите и скажите ему, что я здесь.
– Прошу покорнейше простить, но никак не смогу… если я уйду с поста…
– Мы что, ворвемся в замок? Да чтобы захватить его, во все времена требовалось не меньше тысячи человек! Смешно даже. Ну ладно, хоть покричи ему.
– Я не посмею…
– Пускай, мы сами позовем его, – заявил Франсуа, который, как видно, предусмотрел решительно все. Он достал из седельной кобуры пастуший рог и на глазах у изумленного паренька трижды протрубил. Гортензия не удержалась от смеха.
– Как будто мы попали в Средние века, – сказала она. – На кого мы похожи?
– Во всяком случае, госпожа графиня, не на посмешище. Давайте подождем, что будет дальше.
– Сейчас покажется Годивелла, ведь это ее любимый пост: на пороге.
Однако в дверном проеме, под гербами владения, возник силуэт не Годивеллы, а самого маркиза. Узнав племянницу в длинной черной амазонке, он не стал подходить, а только крикнул:
– Что вам надо?
– Поговорить, если, конечно, это не слишком обременит вас, маркиз. Нам надо обменяться несколькими словами, и, думаю, ни вас, ни меня не устроит, если часть этих слов унесет ветер.
Однако именно ветер вдруг завладел всей округой, он развевал длинные седые волосы маркиза, в точности как в тот первый вечер, когда Гортензия только приехала в Лозарг.
Наконец маркиз крикнул:
– Госпожа де Лозарг, двери этого дома, как всегда, открыты для вас. При условии, что вы придете одна…
Рука Франсуа вцепилась Гортензии в локоть:
– Не ходите, прошу вас! Он что-то задумал…
– Вполне возможно, Франсуа, но я его не боюсь. Я тоже приняла свои меры предосторожности.
А маркиз все кричал с порога:
– …И перестаньте вмешивать слуг в дела хозяев!
– Франсуа Деве не слуга, вам это отлично известно!
– Несмотря на все, что он ранее предпринял для этого, вы все равно никогда не заставите меня считать его ровней! Заходите, если хотите, но только одна!
Сделав вид, будто она поправляет белую вуаль, прикрепленную к шляпе и спадавшую ей на глаза, Гортензия приблизилась к Франсуа и тихонько сунула ему в перчатку записочку.
– Франсуа, если со мной что-нибудь случится, отнесите это сен-флурскому нотариусу, мэтру Мерлену. Но только в том случае, если я сама через три дня не вернусь в Комбер.
– Вы думаете, он захочет оставить вас тут?
– Возможно, хотя я и не уверена. Лучше на всякий случай проявить предусмотрительность.
– Зачем же тогда ждать три дня?
– Потому что я так хочу, – тихо ответила она. – Помните, Франсуа, когда мы с вами впервые встретились, я…
– Ну что? – крикнул маркиз. – Решились или нет? А может быть, вы там диктуете свое завещание?
Услыхав это слово, Франсуа даже вздрогнул и снова принялся уговаривать Гортензию:
– Пожалейте меня, не ходите!
– Нужно. Такие нарывы просто необходимо вскрывать. Иначе жизнь станет поистине невыносимой.
Гортензия не спеша сошла с лошади, перекинула через руку свой длинный шлейф и вступила на каменистую тропинку, ведущую к замку. При ее приближении победная улыбка, игравшая на губах Фулька де Лозарга, сменилась сардоническим смешком.
– Вашим слугам кажется, что я сам черт, не так ли, милая племянница? Это от слова «завещание» насмерть перепугался Деве?
– Согласитесь, шутка была сомнительного вкуса. Так мы войдем? Мне не терпится поцеловать сына.
Обычно в летнее время парадный вход держали распахнутым настежь, но на этот раз, едва Гортензия переступила порог, как маркиз сразу же захлопнул дверь. Впрочем, она даже не успела удивиться: по длинному коридору, выложенному продолговатыми речными камнями, навстречу ей бежала Годивелла, и Гортензия, нисколько не заботясь о том, что подумает маркиз, раскрыла ей свои объятия. Они расцеловались.
– Годивелла, мне так вас не хватало! – с неподдельной радостью воскликнула Гортензия.
– Если меня и не хватало, госпожа Гортензия, то в том вовсе не моя вина. Ведь вы и сами знаете!
– Конечно! А теперь ведите меня к сыну. Скорее бы увидеть его!
– Наш милый ангелочек! Он принес радость и счастье в этот дом.
Окинув взглядом строгую, темную при закрытых дверях прихожую, Гортензия подумала, что и впрямь в этом доме радости было маловато, а счастья и того меньше. И она поспешила за Годивеллой на кухню.
– Его как раз собирались кормить, – сообщила Годивелла. – Вы приехали вовремя.
И действительно, когда Гортензия вошла в кухню, Жанетта, расстегнув корсаж, дала ребенку грудь. Маленький жадный ротик тотчас же впился в нее, а розовая ручка легла цветком на молочно-белую кожу кормилицы.
Жанетта увидела Гортензию, и лицо ее осветилось радостью:
– Госпожа графиня! Наконец-то! Как хорошо, господи, как хорошо!
– Здравствуйте, Жанетта! Я тоже рада видеть вас. Но что-то вы бледная… Уж не болеете ли?
– Эта дурочка все время плачет, – пробурчала Годивелла. – У нее и молоко от этого пропадает. Осталось не так уж много, и…
– Немного? – раздался позади них грозный голос маркиза. – Почему мне об этом не доложили? Думают, я дам своему внуку умереть от голода? Если у нее нет молока, так гоните ее.
Слезы, которые, видно, и так не просыхали, снова брызнули у Жанетты из глаз, и она в порыве отчаяния сильнее прижала к себе крепкое тельце ребенка.
– Нет, нет, прошу вас, господин маркиз! Молока стало чуть-чуть меньше, но оно обязательно прибудет! Только не разлучайте меня с малышом, я этого не перенесу!
– Какой еще малыш? Надо употреблять титул «господин граф», невежа, когда ты говоришь о моем внуке! Что же до твоих чувств, то они здесь никого не интересуют! Сейчас там внизу как раз твой дядя. Можешь отправляться с ним восвояси, если от тебя все равно никакого толку…
Но тут разъярилась Гортензия.
– С каких это пор мужчины берутся судить о питании младенцев? – крикнула она. – Не плачьте, Жанетта! Никто лучше вас не ухаживал за моим сыном, и я хочу, чтобы вы оставались с ним, даже если у вас больше совсем не будет молока! Рано или поздно ребенка все равно придется отнять от груди. Ведь вы же должны знать об этом, Годивелла!
– Конечно, конечно, госпожа Гортензия! Мы сделаем все, что нужно. Но раз Жанетте больше нечего здесь делать, лучше бы ей воротиться назад, к себе…
Сказано это было ровным тоном и без тени враждебности, но Гортензия поняла, что Годивелла, по-видимому, ревнует Этьена к кормилице и, желая заполучить его для себя одной, как может, старается отдалить Жанетту.
