Полагаю, ты слышала, как она сказала, что любит меня.
О Маргарита. Это дьявольски тяжело. Я просто не знаю ничего более тяжкого. Как мне сказать ей «прощай»?
Сан-Франциско был самым большим городом, в котором довелось побывать Дженни. Тут немало возможностей для женщины, которая не чурается тяжелой работы и не боится испачкать руки. Сейчас, в элегантной шляпе, в перчатках и дорожном костюме, она не выглядела женщиной такого рода, но скоро все будет как прежде.
Она правила фургоном и, прищурившись, наблюдала за неистовой деловой суетой на причалах, вполуха слушая, как Грасиела, захлебываясь от восторга, что-то говорит об океане. Единственное, что Дженни знала об океанах, сводилось к тому, что на пристанях всегда нужны рабочие руки, а платят вполне достаточно, чтобы хватило на жизнь.
Довольная тем, что сможет строить какие-то планы, Дженни прищелкнула языком на мула и свернула на дорогу, уводящую от берега в глубь страны.
— Когда мы доедем до ранчо? — спросила Грасиела, опуская словарь, который читала вслух.
— Надеюсь, что завтра. Ты продолжай читать. И не наваливайся на меня.
Она выкатила глаза с выражением преувеличенного отчаяния, когда Грасиела не обратила ровно никакого внимания на ее последнее указание. Просто неразрешимая загадка — как это она успела превратиться в совершенную тряпку и в какой момент превращение произошло? Но еще более загадочно, что Грасиела в этом отлично разобралась.
— Дженни, — заговорила Грасиела, не поднимая глаз от словаря. — Мне страшно.
Дженни выдохнула воздух из легких и, ощутив в груди мгновенную острую боль, обняла Грасиелу за плечи свободной рукой.
— А я думаю, ты очень быстро почувствуешь себя так, будто знала папу и бабушку всегда. И они тебя полюбят. Встречала ли ты хоть одного человека, которого не могла очаровать?
— Мне нравится, когда ты говоришь приятные слова. — Сдвинув шляпу назад, Грасиела чуть приметно улыбнулась Дженни. — А тебя я очаровала?
— Ну как бы сказать? Не слишком. — Дженни засмеялась. — Так, иногда. Но я крепкий орешек. Твой папочка и бабушка Эллен — пустая задача для такого манипулятора, как ты. Помнишь, мы смотрели это слово в словаре?
Грасиела прижалась щекой к плечу Дженни.
— А как быть с дедушкой Барранкасом?
Дженни и сама немало думала о доне Антонио, но ни одно из ее умозаключений не годилось для детских ушей.
— Какое-то время тебе лучше подождать, не пошлет ли он сам за тобой. — Дженни бросила на девочку быстрый взгляд. — Он может этого не сделать, Грасиела. Он был очень рассержен на твою маму, и его неудовольствие, вероятно, распространяется и на тебя. Будь я на твоем месте, я не питала бы особых надежд.
— Если мне будет очень страшно встретиться со всеми ними, я представлю себе, что я — это ты, и подумаю, как бы ты поступила.
Дженни сжала зубы и уставилась мулу между ушей.
— Ну и что бы ты надумала? — спросила она немного погодя.
— Ты на моем месте держалась бы ужасно вежливо, со всякими там «будьте любезны» и «благодарю вас», а про себя плевать бы хотела, нравишься ты им или нет.
— Ну что ж, пожалуй, верно, — согласилась Дженни, по-прежнему не сводя глаз с головы мула. В душе у нее царил полный беспорядок. — Вообще не имеет значения, если ты кому-то нравишься меньше, чем самой себе. Да, сеньорита, только это и важно. Ты знаешь, что в тебе есть хорошего, и опираешься на это.
— У меня много хорошего. Дженни расхохоталась.
— Ты права, соплюшка ты маленькая! — Она крепче обняла плечи Грасиелы. — Ты сообразительная, хорошенькая, ты смелая и верная, а шьешь ты лучше всех, кого я знаю.
— И я теперь гораздо меньше плачу. Ты это пропустила. Потом еще мы с тобой обе перестали ругаться. Это тоже хорошо.
— Ох, Грасиела! — Несколько минут Дженни была не в состоянии разговаривать. — Ты сегодня вечером обязательно почисти ботинки. Мы тебе вымоем голову так, чтобы волосы скрипели. Отдадим наши платья почистить и погладить.
Грасиела уткнулась лицом Дженни в плечо, и по ее маленькому тельцу пробежала легкая дрожь.
— Дженни, они и вправду полюбят меня?
— Милая девочка, держи голову повыше, когда мы приедем на ранчо. Просто помни, что ты дочь Маргариты Барранкас, а твоя мама ни перед кем не склоняла голову. И ты не должна. Они пусть беспокоятся о том, полюбишь ли ты их.
Сдвинув брови, Дженни следила за дорогой. Если кто-нибудь только посмеет косо посмотреть ни Грасиелу, Дженни пронесется через ранчо Сандерсов, как торнадо.
Они приехали на ранчо вскоре после полудня на следующий день. Дженни натянула поводья возле главных ворот.
— Ну вот, — тихо проговорила она, — мы проделали долгий путь и наконец добрались до конца.
Дом стоял примерно в четверти мили от дороги. Из рассказов Тая Дженни знала, что дом двухэтажный, что его окружает веранда, но Тай не упомянул, насколько он большой. Размеры впечатляющие, особенно в сочетании со множеством флигелей и надворных построек, а также загонов, свидетельствующих о достатке Сандерсов. Глядя на все это, Дженни поняла, почему Роберт был не в состоянии отказаться от наследства. А бунт Тая приобретал теперь куда более серьезное значение.
— Расправь юбку и сиди прямо, — отрешенно произнесла Дженни, продолжая разглядывать имение. Жилой дом затеняли эвкалипты и кедры, но поросшие густой травой выгоны были видны сквозь деревья и кусты. На выгонах пасся откормленный, гладкий скот.
Грасиела нервно теребила свой медальон. Потом поправила шляпу и сказала:
— Мы отлично выглядим. — Голосок у нее дрожал. — У тебя есть чистый носовой платок?
— Он все еще у меня в рукаве, там, куда ты его положила утром, — ответила Дженни.
Она взглянула на личико Грасиелы, гладкое, слегка загорелое, со сверкающими зеленовато-голубыми глазами, на ее пышные темные волосы, заколотые на затылке.
— Ты самая красивая маленькая девочка из всех каких я знала и видела, — негромко и сдавленно сказала Дженни.
Их долгое совместное путешествие закончится, как только откроются ворота ранчо. Новые люди войдут в жизнь Грасиелы и скоро станут важными для нее. Они займут место Дженни. Когда откроется эта дверь, то закроется другая.
— Грасиела… — прошептала она и запнулась. Разве может она сказать: «Ты дитя моего сердца, такой у меня больше не будет, и я люблю тебя»? Разве справедливо завладеть этим драгоценным ребенком и удерживать его при себе, в то время как надо его отпустить?
— Что?
— Я просто… Нет, ничего. — Прищелкнув языком, Дженни хлестнула мула поводьями. — Поцелуй твоего папочку и твою бабушку Эллен, даже если они оба страшны как смертный грех, слышишь? И пожалуйста, не болтай о Тае. Позволь мне рассказать о нем. И пока что не расспрашивай о доне Антонио.
